Присцилла Ройал - Печаль без конца

— По-моему, Ральф, вы не совсем правы, однако я хочу сказать немного о другом… Убийство солдата-крестоносца раскрыто, сам убийца мертв — умер от старых ран. Когда ваш брат-шериф узнает об этом, он будет удовлетворен, не так ли? И вряд ли его особенно заинтересуют подробности: имя убийцы и где его похоронили. Верно?

— Моему брату, — отвечал Ральф, — будет вполне достаточно знать, что в его графстве благополучно расследовано еще одно дело о насильственной смерти. Но, миледи, ведь еще один настоящий убийца все-таки стоит сейчас перед нами.

— Убийца? — повторила с сомнением Элинор. — Вы были в сражениях, Ральф. Вам никогда не приходилось видеть, слышать, а то и, не дай бог, самому…

Она запнулась.

— Что, миледи?

— Я говорю о тех случаях на поле боя, Ральф, когда один воин вынужден облегчить страдания своего товарища тем, что по его просьбе или без оной… когда тот мучится и кричит от немыслимой боли…

Он замолчала. Ральф кивнул головой:

— На войне как на войне, миледи. Да, я знал и такое.

Элинор обратилась Уолтеру:

— Вы тоже солдат, сэр. И вы наверняка знаете, что такое истинная доблесть, что пересиливает и страх, и боль?

Тот с некоторым удивлением смотрел на нее: к чему сейчас говорить об этом?

— Почему же вы, — продолжала Элинор, — трусливо призываете к себе смерть, в то время как гораздо более смелым поступком было бы жить?.. Продолжать жить…

— После того, как я убил своего племянника… сына? — крикнул Уолтер. — Жить?..

Больше он ничего произнести не мог и погрузился в молчание.

— Уверена, вы понимаете, что я хочу сказать, — вновь заговорила Элинор. — Разумеется, вы должны понести наказание… Но не смертью… Возвращайтесь на Святую землю монахом… монахом-госпитальером и посвятите остаток жизни уходу за больными и ранеными. И ежедневной молитве о душе поруганной жены вашего племянника. Разве та, кто спасла его после страшного ранения на поле битвы, не заслужила хотя бы этого?.. Да, геенна огненная ожидает вас, но я твердо надеюсь, что, живя в постоянном сокрушении о содеянном, помогая несчастным, вы сумеете заслужить милость Господа, а возможно, и Его прощение.

Наверное, не только Уолтер был поражен ходом мыслей настоятельницы, но он первым ответил ей:

— С какой стати Бог будет прислушиваться к моим молитвам об этой женщине, если Он не делал того же, когда я всем сердцем молил Его о Морисе? Как видно, Он вообще не думает о людях!

Элинор прикрыла глаза, как бы припоминая что-то, и потом произнесла с глубоким вздохом:

— Вы сомневаетесь в Его попечении о вас? А не показалось ли вам удивительным, что ваш племянник и солдат-убийца в одно и то же время отплыли из Акры? Уж не говоря о том, что вскоре после этого они столкнулись лицом к лицу на дороге возле Тиндала и это дало возможность Морису отомстить за поругание и смерть жены? Не Божий ли это промысел — вы не спрашивали себя?

Уолтер побледнел. Потом молча выхватил свой короткий меч, направив острие в сторону находящихся в часовне. Ральф рванулся к нему, но тот уже опустил оружие и протянул его со словами:

— Я отдаю себя и свой меч на вашу милость, миледи, возле этого алтаря. Могу я просить, чтобы брат Томас принял его? Я же готов оставить суетный мир и служить Господу без оружия…

В Тиндал пришла зима, и в то утро, когда Элинор с трудом открыла прижатые сильным ветром деревянные ставни, все вокруг было белым-бело. Мир выглядел чистым и непорочным, как истинный рай.

Дрожа от холода, но стараясь не поддаваться ему, она некоторое время стояла у раскрытого окна, однако вскоре сдалась, затворила ставни и приблизилась к радушному огню согревающего комнату очага, возле которого уютно свернулся клубком рыжий Артур.

Усевшись на стул, она взяла кота на колени, погрузила пальцы в его теплую шерсть и задумалась.

Интересно, испытывают ли кошки душевную боль? Наверное, нет. Наверное, Бог милосерднее относится к твоему роду, Артур, чем к моему, человеческому… Она сдержанно рассмеялась, поглаживая его спину… Да, уважаемый сэр, сказала она ему, у тебя и дела с противоположным полом, и с потомством, по крайней мере здесь, в Тиндале, намного лучше и проще, нежели у людей, верно?.. Кот широко зевнул и прикрыл зеленые глазищи.

Элинор тоже закрыла глаза, поднесла руку ко лбу. Голова сегодня не болит. Видно, недаром, уступив настояниям сестры Анны, она начала наконец принимать приготовленные ею порошки из пиретрума. Если бы так же легко излечивалась боль в сердце! В душе…

После того как завершились все дела, связанные с убийствами, она мало и плохо спала и много ночных часов проводила на коленях, прося у Господа дать ее душе побольше успокоения и рассудительности — и того, и другого ей так не хватает. В конце концов она в сердцах ударила рукой по аналою и, повысив голос, потребовала, чтобы Он даровал ей хотя бы разумение, если не хочет дать покоя. Неужели ей суждено до скончания века ожидать и того, и другого?

А потом на нее снизошел крепкий сон, и она, к стыду своему, даже проспала утреню.

Да, судя по всему, молитва ее была все-таки услышана, потому что в этот же день на нее снизошло и некоторое успокоение, и понимание того, что следует и чего не следует ей делать. Так она окончательно решила, что ни в коем случае не отправит Томаса из Тиндала, поскольку тот не должен расплачиваться за ее грех сладострастия и она не смеет проявлять недостойной слабости.

А вот брат Мэтью оставил Тиндал, однако без всякого участия в этом настоятельницы. Он сам принял решение после того, как слухи о его попытке приобрести фальшивые мощи разнеслись по всей округе, а также о безрассудной пьяной ночи, проведенной не то с торговцем поддельными реликвиями, не то с продажной красоткой, а то и с обоими вместе.

Элинор не испытывала симпатии к брату Мэтью, но не могла не признать, что далеко не всякий так искренне кинулся бы на защиту человека, подозреваемого в убийстве, хотя подобное заступничество обязывало его признать свою собственную вину в ряде неблагопристойных действий, что влекло за собой потерю доброго имени, а также возможности продвижения в церковной иерархии.

Элинор удовлетворила прошение брата Мэтью об уходе из монастыря Тиндал и отправила его, по его собственной просьбе, в Анжу, снабдив письмом к тамошней аббатисе, в котором отмечала его достоинства, но умалчивала о недостатках. Позднее она узнала, что он перешел в другой монашеский орден — цистерцианский, — и упросил отправить его в монастырь, где совсем нет женщин.

Брат Эндрю без особых помех был избран настоятелем Тиндала, и это обрадовало Элинор. Если бы все люди были так честны и рассудительны, со вздохом сказала она себе, то… Здесь она призадумалась и решила, что, во-первых, тогда жизнь была бы неимоверно однообразной, а во-вторых, Господь бы, наверное, совсем заскучал.