Дж. Джонс - Реквием в Вене

— Я и не предполагал этого.

— Похоже на то, что оба вложили хорошие деньги в золотой прииск в Южной Америке и как раз подтвердилось, что все это оказалось надувательством. Потеряли и деньги, и самоуважение, если им верить. Как раз на прошлой неделе пошли первые слухи о возможных осложнениях. Так что предположительно они обсуждали именно это.

— Значит, тогда никакие они не воры, — промолвил Вертен. — Скорее, жертвы.

Омерзительное зловоние ударило им в нос будто молотком, как только они открыли дверь в контору Вертена. Точно так же как от струи скунса-вонючки, реакция на этот смрад была автоматической и немедленной. Вертен закрыл руками рот и нос, в то время как Гросс полез в карман сюртука за носовым платком, чтобы защитить лицо.

Замешкавшись в коридоре, они вначале не увидели Тора, затем взгляд Вертена наткнулся на пару башмаков, торчащих из-под письменного стола.

Смерть Вильгельма Тора была отталкивающей. Рот перекосила судорога ужаса. Зеленая желчь и рвотные массы покрывали перед его жилета. Из-под тела распространялся неприятный запах по мере того, как лужа мочи растекалась по паркету.

Гросс, не убоявшийся вони и ужаса этой сцены, опустился на одно колено и приложил палец к сонной артерии покойника. Затем наклонился, так что расстояние от его носа до раскрытого рта трупа составляло всего несколько сантиметров, и сделал несколько глубоких вдохов.

— Отравление мышьяком, — сказал он, поднимаясь и отряхивая пыль со своих брюк. — Этот запах чеснока ни с чем не спутаешь.

Они быстро осмотрели стол Тора и увидели небольшой картонный уголок, выступавший из-под стопки бумаг. Подняв бумаги, Вертен обнаружил коробку с рахат-лукумом, обсыпанным сахарной пудрой.

— Означает ли это то, что, как я думаю, оно должно означать? — спросил он.

— Похоже, — ответил Гросс. — Прелестная ирония судьбы. Господин Тор ухитрился отравиться своим собственным творением. Он, должно быть, перепутал отравленные кусочки лакомства с неотравленными, когда его страсть к сладкому взяла верх над ним. — Гросс прямо-таки ликовал.

— Но это нелепо, — запротестовал Вертен. — Столько трудов и расследований, и вдруг человек погибает от несчастного случая.

— Ну, великим стратегом его не назовешь, — изрек Гросс. — В конце концов, вспомните все эти неудавшиеся попытки покушений на жизнь Малера. Нет, я считаю это наиболее подходящим завершением его жалких потуг сделать карьеру в преступном мире.

Гросс вновь наклонился над телом, обшарил все карманы и извлек обтрепанную записную книжку в кожаном переплете вместе с бумажником.

— Так как же насчет соучастника? — допытывался Вертен, ибо они пришли к полному согласию, что таковой должен был быть внутри Придворной оперы при первоначальных покушениях на жизнь Малера. — Возможно, поняв, что мы напали на след, сообщник убил Тора, чтобы спасти себя?

Но Гросс не слушал его, слишком занятый исследованием записной книжки в кожаном переплете.

— Вот знакомая фамилия, — сказал криминалист, протягивая книжку Вертену, подчеркнув своим толстым пальцем имя и адрес.

— «Господин Людвиг Редль», — прочитал Вертен. Адрес соответствовал Двенадцатому округу.

— Разве это не рабочий сцены, о котором вам рассказал Блауэр? — напомнил ему Гросс. — Тот самый, которого он выгнал за непригодность?

— Должен быть именно он, — подтвердил Вертен, припомнив этот эпизод. — Сообщник Тора?

— Вероятнее всего, — ответил Гросс. — Можно предположить, что Тор нанял его для совершения преступлений. Подлить растворитель краски в чай Малера, уронить пожарный занавес.

— Но Блауэр утверждал, что уже выгнал этого человека до последнего покушения в Придворной опере, когда провалился дирижерский помост. Предполагалось, что Редль уже в Америке и начинает новую жизнь.

Гросс отмел это нетерпеливым пожатием плеч:

— Рабочий сцены мог подпортить помост еще до того, как уехал. Поломка, которая рано или поздно проявится под воздействием износа подиума от нагрузки. Редль наверняка уже находился за тысячи миль, когда произошел этот «несчастный случай».

Вертену показалось, что во всем этом не сходятся какие-то концы, но духовный подъем Гросса был заразителен.

— Нельзя жаловаться только потому, что мы не смогли надеть наручники на этого человека, Вертен. Иногда судьба оказывает помощь криминалисту в таких вопросах. А сейчас, я полагаю, настало время навестить Дрекслера и сообщить ему об этих событиях.

Дрекслер, после появления во главе своры полицейских и выслушивания объяснения Вертена и Гросса относительно истинной личности Вильгельма Тора, пришел к такому же заключению, что и Гросс. Смерть вследствие случайного употребления мышьяка, который наверняка будет обнаружен в рахат-лукуме.

— И поделом преступнику, — добавил Дрекслер. — Конечно, нам придется подождать медицинского заключения, но ясно то, что этот человек принял значительное количество яда. И точно так же очевидно, что в коробку были подмешаны отравленные конфеты, предназначенные для господина Малера. Это в кои-то веки просто осчастливит Майндля.

Прочие полицейские стояли, уткнув носы в согнутые в локте руки, пытаясь побороть отвратительное зловоние. Они ждали прибытия машины «скорой помощи», чтобы отправить тело в городской морг, находившийся в подвале Главной больницы.

— И насчет господина Редля, — теребил Дрекслера Гросс.

— Да. Обязательно. Я немедленно пошлю несколько человек по этому адресу. Вполне возможно, что Редль все еще находится здесь и только пустил слух, что уезжает в Америку.

Он кивнул старшему из своих людей, который, надо полагать, и отправится на выполнение именно этого особого задания.

Дрекслер изобразил некое подобие улыбки, когда Вертен взглянул на него.

— Что ж, я полагаю, что господин Малер может теперь свободно вздохнуть. Спасибо вам, приятели.

— Большое спасибо Тору за его собственный промах, — произнес Гросс так, что можно было сказать, что он гордится этим исходом.

— Вы еще сможете отдохнуть с вашей семьей, — сказал Вертен Дрекслеру, и сыскной инспектор с вожделением во взгляде кивнул:

— Я бы отдал свою пенсию, чтобы как следует выспаться хоть одну ночь.

Через двадцать минут, когда автомобиль увез бренные останки Вильгельма Тора, и после указания привратнице, госпоже Игнац, до утра призвать в контору уборщиц Вертен и Гросс отправились обратно на Иосифштедтерштрассе.

Раннее утро было восхитительным. Небо к востоку от Иосифштадта становилось розовым, смешанным с тонами персика. Гросс насвистывал отрывки и мелодии из Моцарта: часть арии из оперы «Так поступают все женщины» и одну-две бесконечное число раз повторяемых строки из «Маленькой ночной пьесы». Он был явно удовлетворен исходом, но Вертен чувствовал себя немного не в своей тарелке.