Имоджен Робертсон - Орудья мрака

Краудер поклонился.

Сквайр расплылся в улыбке.

— Разумеется. Разумеется. Прелестно, любезный.

— А что за человек коронер? — поинтересовалась Харриет.

Сквайр заговорил, обращаясь непонятно к кому: то ли к двум своим собеседникам, то ли к камину, да еще начал рассеянно почесывать голову за париком.

— О, это жалкий человечишка откуда-то из-под Грассертона. Он принял обязанности коронера, чтобы добавить блеска своей адвокатской практике. Я полагаю, он проведет судебное заседание завтра после полудня в «Медведе и короне». Я вынужден попросить вашего участия, моя дорогая. И, вне всякого сомнения, один из присяжных заседателей подробно изложит все это для лондонских газет. Нынче они всегда это делают. Весьма сожалею.

Харриет положила ладонь на рукав сквайра.

— Это не имеет значения, сэр. Не отобедаете ли с нами, после того как мы закончим осмотр тела? — Если госпожа Уэстерман и заметила вспышку в глазах Бриджеса, возмущенного тем, что она собирается осматривать мертвеца вместе с Краудером, то вида не подала. — Полагаю, госпожа Хэткот ожидает нас к столу в четыре. Конечно же, если госпожа Бриджес сможет обойтись без вас.

Сквайр снова просиял.

— А как же! Если я раздобуду для нее достаточно подробностей о вас и ваших делах, она с радостью отпустит меня на большую часть вечера! Я тем временем отправлюсь к коронеру и устрою так, чтобы он созвал присяжных.

Харриет коснулась колокольчика, и в дверях появилась Дидона, которая должна была проводить гостя.

Сквайр повернулся к анатому.

— Ваш покорный слуга, сэр, — проговорил он и, поклонившись, вышел из комнаты.

Пока сквайр занимался сбором малочисленных отправителей правосудия — самого себя, коронера и констебля, выбранного местными прихожанами по той причине, что от него ожидали меньше всего неприятностей, Харриет и Краудер, выйдя из дома, отправились осматривать тело. Спутники свернули к скоплению надворных строений, и, когда они миновали нынешние роскошные конюшни, Харриет повела гостя к более скромной постройке в углу двора, где в прежние времена обитали лошади Кейвли-Парка. Она оказалась большой и просторной; по северной и южной стороне шли перегородки, разделявшие каждую стену на три пустых стойла, а на восточной имелось большое неостекленное окно с распахнутыми ставнями. Необработанные балки таинственно устремлялись к сумрачному склону крыши, а каменные плиты под ногами спутников были украшены узорами, нарисованными ярким солнечным светом, который проникал в окно и дверь. В воздухе плавали соринки и обрывки соломы. Разрозненные части упряжи по-прежнему висели на огромных железных гвоздях, вбитых в перегородки между стойлами; здесь пахло лавандой и старой кожей. В пространстве между стойлами, которое раскинулось прямо перед ними, располагался длинный стол; он, как догадался Краудер, обычно использовался дворовыми людьми во время различных торжеств и праздников сбора урожая. Сейчас на него уложили тело, скромно обернутое в белое льняное полотно. Оно походило на жертву, подготовленную для какого-нибудь обряда. На скамье, помещавшейся под окном, лежали тряпицы и стояла широкая лохань, чуть поодаль виднелся кувшин.

Приложив ладонь ко лбу, Краудер шумно выдохнул. Когда он снова открыл глаза, Харриет смотрела на него, склонив голову набок.

— Прошу меня простить, господин Краудер, но, похоже, вы очень утомлены.

— Я действительно утомился, госпожа Уэстерман. По обыкновению я работаю ночами и в тех случаях, когда не доводится осматривать убитое неподалеку дворянство, предпочитаю проводить утро в постели. — Он сплел руки и вытянул пальцы, заставив их хрустнуть, а затем по-деловому продолжил: — Итак, анатомирование будет неполным. Погода к этому не располагает, к тому же завтра утром на тело должны взглянуть люди коронера, но, я полагаю, мы и без того сможем определить, как умер этот человек. Ограничимся поверхностным осмотром, а также отыщем давнее повреждение на ноге.

Резко выпрямившись, Харриет кивнула. У Краудера создалось впечатление, что она едва поборола желание по-военному отдать честь.

Анатом снял кафтан и уже повернулся, собравшись повесить его на ближайший гвоздь, как вдруг заметил свои инструменты — завернутые в мягкую кожу, они лежали на скамье возле лохани и кувшина.

— Как они здесь оказались?

— Уильям взял их у ваших людей, когда возвращался сюда через городок. Если бы они вам не понадобились, их вернули бы на место так, что вы даже не заметили бы.

— Вы хорошо наладили хозяйство.

— И Уильям, и Дэвид ходили в плавание со мной и моим супругом. Муж госпожи Хэткот до сих пор служит у него. Лучших домочадцев я и пожелать бы не смогла. Конечно, служанки приходят и уходят, но в общем я полагаю, что не всякая женщина может похвастаться такими добрыми и верными слугами.

Снова повернувшись к трупу, Краудер задумался о том, ходила ли мисс Рейчел Тренч в плавания, а если нет, какого она мнения об окружающих ее домочадцах.

Он ожидал, что теперь госпожа Уэстерман предоставит его самому себе, но она не уходила. Вместо этого хозяйка поместья, обнажив запястья, завернула рукава своей амазонки и взяла фартук, собираясь прикрыть юбки. Поймав взгляд Краудера, она одарила его опасливой полуулыбкой.

— Вы сказали, что анатомирование будет неполным.

— Совершенно верно.

— В этом случае, думаю, я в состоянии вынести его. — Приблизившись к телу, она откинула льняное покрывало, а затем, увлекшись, наклонилась пониже, чтобы осмотреть руку.

Краудер учился у лучших докторов и анатомов Европы. Они постоянно практиковались, а их основной чертой была пытливость ума; изящество манер притуплялось постоянным общением с мертвецами и неизбежными деловыми отношениями с преступным миром в лице похитителей трупов и гробокрадцев. При Краудере неоднократно разрезали и перетаскивали мертвые тела, он не раз видел скользкий от крови пол и вдыхал полный миазмов воздух, когда с десяток мужчин в напудренных париках теснились вокруг трупа, чтобы взглянуть на ту или иную особенность, указанную их преподавателем. Но в этот момент Краудер подумал, что ни разу в жизни не видел зрелища столь ужасающего и удивительно прекрасного, как открывшаяся его глазам сцена, — обхватив своими бледными руками окостеневший кулак покойника, госпожа Уэстерман склонилась, чтобы осмотреть мертвую плоть. Последняя казалась серой и невыразительной, словно сделанной из воска, а нежный оттенок женского лица и ум в глазах Харриет будто бы символизировали Божью искру. Если бы она смогла, обдав эту руку дыханием, снова наделить ее теплом, Краудер смирился бы с чудом и тут же уверовал бы.