Олег Петров - Стервятники

Громада украшающего угол барной стойки музыкального центра потихоньку выливала в зал через скрытые панбархатной драпировкой акустические системы ненавязчивые мелодии Нино Рота и Поля Мориа, что окончательно поглощало для бармена содержание неспешной беседы посетителей за столиком в углу.

ОДНОМУ из них, только что прикурившему от золотой пластинки «ронсона», было чуть за пятьдесят. Тщательно уложенные волнистые волосы цвета вороньего крыла серебрила благородная седина. Отдавал благородством и неторопливый поворот головы, которым ее владелец удостоил юную парочку, сунувшуюся по недомыслию и в результате уличного перегрева в прохладу «Ариадны», но тут же ретировавшуюся по уже известным читателю причинам.

Благородством было наполнено движение руки с сигаретой, коснувшейся резко очерченных губ над волевым, достойным хронического аглицкого сэра, подбородком. Аристократичен был и темно-серый костюм, который вкупе с однотонной кремовой сорочкой и тщательно подобранным в тон галстуком свидетельствовал, что его хозяин непринужденно и органично следует в одежде и образе жизни тому рекламному девизу, который владельцы «Ариадны» увековечили на своей вывеске.

Собеседник благородного джентльмена, безусловно, уступал оному в аристократическом антураже, но не до скандала. Скорее всего, из-за разницы в возрасте и по причине пребывания в несколько ином социальном страте. Спортивную фигуру тридцатилетнего мужчины облегал песочный батник-сафари, светлые легкие брюки, заканчивающиеся невесомыми «саламандрами» бежевой дырчатой кожи. Общий интимный шарм элит-кафе могли нарушить зеркальные солнцезащитные очки, но они были отложены в сторону, открывая собеседнику светло-серые, чуть навыкате глаза, под тонкими темными бровями.

Лицо молодого человека было приятным, из тех, что нравятся интеллектуальным девушкам-студенткам педагогических вузов, пока они еще верят в светлые и романтические постулаты Ушинского, Макаренко, Януша Корчака и других песталоцци. Есенинский, в общем, такой тип лица.

В гармонию дневной беседы вписывались две крохотные чашечки с остывшим кофе, хрустальные коньячные «тюльпаны», пузатенькие и коротконогие, в которых благородная жидкость едва прикрывала дно. Почти полная бутылка армянского коньяка «Юбилейный», блюдечко с лимонными солнышками и сахарной пудрой по кромке, изломанная на дольки плитка черного шоколада на другом блюдечке, пепельница и плоская коробочка великобританских сигарет «Бенсон энд Хэджес», кои не водились в Чите даже в «Ариадне», доводили гармонию до совершенства в духе покойного государя Николая II и (не к ночи будь помянут!) красного сноба Лаврентия Павловича. Оба были большими любителями коньячка под лимончик с сахарком. Первый эту моду ввел, другой настырно пропагандировал, хотя истинные знатоки коньячного священнодействия почитают оный тандем за дурной тон, мол, желтый цитрус как раз аромат напитка и гасит. А вот шоколад - самый цимес! Но где они эти истинные знатоки на российской земле! Одних сгубило участие в белом движении, других - ревностные усилия Лаврентия Павловича, его предшественников и подчиненных по искоренению инакомыслия в большевистскую фазу отечественной истории. Имеем, что имеем. В том числе и приобретаемую респектабельность.

Увы, последняя, несмотря на все присутствующие за столиком «Ариадны» атрибуты, лишь внешне облекала собеседников, а уж с содержанием их тихой беседы не вязалась вообще.

- Со всей этой партизанщиной давно пора кончать, - Благородный «сэр» в очередной раз тронул губы сигаретным фильтром. - Через Китай пошли стоящие грузы, но вся эта шушера. Босота биндюжная, бомбящая контейнеры от Забайкальска и практически до Читы, - обрыгла!..

Губы молодого тронула едва заметная усмешка, что говорившему не понравилось, но напор монолога не уменьшило.

- Было бы смешно обращать внимание на эту тараканью поживу. Но! - Сигарета вертикальным столбиком на мгновение застыла у седого в руке. - Шелупонь ежедневно и настырно злобит ментов, что уже начинает приносить беспокойство и нам. Наступило время радикальных мер.

- По Забайкальску и Приаргунску, да и в Краснокаменске, мы кое с кем уже разобрались, - подал голос молодой, но осекся, увидев иронию в глазах собеседника.

- Твои дебилы, кроме кабацких скандалов и «стрелок» со стрельбой, видимо, ни на что больше не способны. - Сигарета снова проделала путь от губ к пепельнице. - Не кулаками махать надо. Что-то быстро из тебя университетский лоск выветрился. Кстати, на студенческой скамье классиков марксизма-ленинизма, надеюсь, ты достаточно усердно изучал? Нет? Это не есть хорошо, дорогой мой Юра. Нынешний наезд на классиков бродившего когда-то по европам призрака, Юра, это - явление временное, буйство, так сказать, недоучившегося диссидентства. Гений в кепке, Юра, прозорливо и точно подчеркивал, что политика есть концентрированное выражение экономики. У нас тоже экономика.

Благородный джентльмен снизошел до улыбки, больше похожей на гримасу от зубной боли. Это на мгновение подпортило его аристократический облик. Но только на мгновение.

- Тоже экономика, - повторил седой, - только, как пишут в газетах, своеобразная. Экономика в тени, так сказать.

- Теневая, - уточнил было молодой, поименованный Юрой.

- Не умничай. Раньше надо было интеллектом ворочать. Мне так больше нравится. В тени не припекает. Хотя. Давно пора из тени выходить.

«Сэр» выдержал солидную паузу, занявшись пузатым бокалом и лимоном, чему последовал и молодой собеседник.

- Так вот, Юра. Базис, значит-ца, у нас имеется. Но в какую политику он концентрируется? В фуфло он превращается! Мордоворотная у нас политика. Следовательно, что? Уголовно наказуемая.

Спортивный молодой человек Юра непроизвольно передернул плечами: в ноздри словно ударило выплывшее откуда-то из подсознания амбре, неуловимо присутствующее в казенно-аккуратном помещении приема передач читинского следственного изолятора. Тревожный запах неволи.

Юра на мгновение даже ощутил прилив какого-то счастливого восторга: в местном «централе» он сподобился побывать только в качестве посетителя той самой комнаты. А вот двое хлопчиков, которыми Юра распоряжался, как Урфин Джюс своими деревянными зольдататен, похоже, сели крепко: ментовка взяла на горячем - на акте чистого рэкета. И «бойцы» во всю мощь теперь вдыхали камерные ароматы - ассорти из хлорки-карболки, дыма дешевого табака, запаха пота и прочих выделений хомо сапиенсов.

Тут до Юры дошло, что он невнимательно слушает Евгения Михайловича. Так звали седого. По крайней мере, он так установил его называть. И не любил, когда ему внимали слабо.