Олег Петров - Стервятники

Да и некогда было: в розыске заметно прибавилось дел. Ежедневная оперсводка - еще недавно двух-трехстраничный документ - пухла день ото дня, превратившись в объемистый и печальный доклад на десятках листов. В общем, без работы Дима и его коллеги по «ментуре», как однажды выразился один из «клиентов» угрозыска, вряд ли когда останутся. Если, конечно, господа-начальники не вышибут. Как неперестроившегося. Не осознавшего, так сказать, важности нового времени.

В родной «конторе» новое время и новые требования сводились к одному: даешь раскрываемость! Этот показатель обязан был расти. И его растили. Но при этом на скамью подсудимых почему-то попадали только «бакланы», трясущие прохожих на улице, кухонные «разбойники», пырнувшие собутыльника за недолитый стакан, бывшие колхознички, умыкнувшие из совместной кооперативной собственности мешок комбикорма, и половозрелые дебилы, не умеющие уговорить подружку по-хорошему.

Откормленные «пехотинцы», обложившие данью коммерческие палатки, рынки и магазины, чумные от дурных «бабок», халявного пойла и гашиша, тусовались по плодящимся с завидной быстротой кабакам, раскатывали, насрав на ПДД, в тонированных «восьмерках» и «девятках», открыто «забивали стрелки» со стрельбой и точно также открыто взимали свою дань. Их эффектно брали ОМОНы и СОБРы. После чего «адидасовское войско» без лишнего общественного ажиотажа. возвращалось к привычной жизни «за отсутствием состава.» И «стволы» оказывались законными, и ребята - просто спортсменами, и процессуальное оформление задержания никуда не годным.

Диме все это надоело. Последней каплей, пожалуй, стало разбухшее от копий запросов и полученных ответов дело по убийству Лоскутникова. Вообще-то официально оно было приостановлено. За нерозыском подозреваемых и истечением всех возможных сроков. Но «ради спортивного интереса» Дмитрий улучал паузы в розыскной круговерти и пытался покопаться в биографии и окружении убитого зампредседателя производственного кооператива «Домстрой». Но ничего заслуживающего внимания ни в былой жизни убитого, ни среди многочисленного круга его друзей и приятелей не обнаруживалось. Разве что на похоронах Дмитрий увидел знакомое лицо. Лариса Борисовна, начальник пресс-центра управления.

Позже выбрал минутку, переговорил. Оказалось, что с супругами Лоскутниковыми ЛБ знакома давно, еще по былой репортерской жизни. Охарактеризовала убитого, как хваткого мужичка, который никогда своего не упускал, но в отношениях со знакомыми жлобом не был, при необходимости всегда помогал, чем мог. И, оказывается, представлял из себя довольно разностороннюю личность: и рыбак, и охотник, и собачник, и любитель краеведения. Последнее пояснила так: книжки и публикации в прессе по местной исторической тематике читал взахлеб, накопил в голове изрядную, хотя и сумбурную краеведческую фактуру, мог часами спорить о том или ином эпизоде из истории Забайкалья, водил знакомство с местными исследователями. Такой вот доморощенный историк.

Дмитрий постепенно прошелся по местным краеведам. Один из них припомнил, что особенно заинтересовала Лоскутникова история похищения в 1918 году золота из Читинского банка.

ИСТОРИЯ и на самом деле таинственная, распаляющая воображение. По разным оценкам и свидетельствам, в августе восемнадцатого в банке находилось почти четыре тонны золота и шесть тонн серебра! И якобы часть этих сокровищ перед самым падением советской власти в Чите забрал партизанский отряд под командованием Зиновия Метелицы и Хаджиомана Гетоева, достаточно известных в Забайкалье красных партизанских командиров. Гетоев в августе восемнадцатого занимал должность начальника штаба Главковерха Центросибири, Метелица в июле восемнадцатого был начальником штаба Прибайкальского фронта.

Уходя от белых, отряд намеревался долиной Ингоды уйти в ее верховья, а оттуда, перевалив хребты, в Монголию и через нее - в Туркестан, на соединение с частями Красной Армии.

Понятно, что семеновцы широко распространили слух (или правду?) о золотом «запасе» отряда Метелицы. Поэтому по Ингоде отряд продвигался, отбиваясь от местных охотников за сокровищами. В большом и зажиточном селе Танга (200 км от Читы) партизаны взяли проводника, который вскоре их предал: бежал и привел превосходящий по силе белогвардейский отряд.

Остатки отряда Метелицы, он сам и Гетоев оказались в сентябре восемнадцатого в читинской тюрьме. Красных командиров семеновцы вскоре казнили. Но было ли на самом деле в отряде золото? До сих пор ответа на этот вопрос нет. Хотя существует гипотеза, что все-таки было. Мол, в суматохе разгрома отряда Метелицы, его умыкнула помогавшая белякам ватага местных тангинских мужичков. Да так ловко, что, дескать, никто тогда ничего не дознался.

И будто бы, только в конце тридцатых годов один тангинец пахал свой огород и вывернул из земли лемехом золотой слиток. Честно сдал находку в милицию, но в селе все равно устроили жесточайший «шмон», обнаружили на кузне еще несколько слитков, выкрашенных печным лаком под чугун, арестовали в связи с этим кучу народа, отправив бедолаг в Читу, в управление НКВД.

Заинтригованный этой историей Лоскутников попросил познакомить его с работниками УВД и УКГБ, которые занимались рассмотрением дел репрессированных в тридцатые - пятидесятые годы забайкальцев.

Дмитрий знал, что в обоих ведомствах на заре перестройки создали специальные подразделения, сотрудники которых скрупулезно изучали сотни поднимаемых из архивов дел жертв сталинских репрессий, готовили материалы для принятия судами решений о реабилитации невинно пострадавших. В прессе эта работа особо не афишировалась, но профессионалы знали: именно этими людьми возвращены из небытия десятки тысяч имен честных тружеников, воинов, государственных и общественных деятелей, представителей интеллигенции. В общем, огромная работа проделана и делается до сих пор архивистами МВД и их коллегами-чекистами.

Но это знают «компетентные органы». А обывателю о своих неимоверных заслугах в деле возвращения имен безвинно пострадавших который год трезвонит голосистая кучка «демократов», пафосно учредивших при областной молодежной газете комитет по увековечиванию памяти репрессированных забайкальцев. Такой комитет, конечно, вещь хорошая, но Дмитрий, да и многие в Чите, прекрасно знали: что бы он, этот комитет, делал без соответствующей милицейской и чекистской информации, которой с оным комитетом, в духе наступившей гласности, «органы» и делились.

А «народные борцы» принялись на этом ковать себе имя. Было противно видеть, как кое-кто из комитета ладит себе трамплин в политику, используя в качестве пружин то огромное чувство благодарности, которым наполнялись души и сердца родственников репрессированных, наконец-таки дождавшихся торжества справедливости, наконец-таки узнавших о судьбах сгинувших в черное время отцах, матерях, супругах.