Нэнси Бильо - Крест и корона

— О ком вы говорите? — воскликнула я.

Две сестры, беседовавшие между собой, остановились и изумленно обернулись. Послушницам не дозволено столь дерзко обращаться к старшим.

— Простите меня, сестра Джоан и сестра Агата. — Я низко опустила голову, сцепила руки, потом подняла глаза.

Сестра Джоан, циркатор (в ее обязанности входило наблюдать за исполнением монастырского устава), смерила меня холодным, неодобрительным взглядом. Но сестра Агата, руководившая послушницами, не могла противиться желанию поделиться новостью.

— Последние главари бунта были привезены в Лондон, суд над ними проходил в Вестминстере, — проговорила она быстрым шепотом. — Всех признали виновными. Мужчин приговорили к повешению, включая и сэра Джона Булмера, но его жена будет сожжена на костре на Смитфилде. По велению короля.

Меня качнуло, и я вытянула руку, чтобы опереться о сырые камни стены и не упасть.

— Ужасно, правда? — прокудахтала сестра Агата.

Но ее спутница смотрела на меня проницательным взглядом.

— Сестра Джоанна, вы знали леди Булмер до прибытия в Дартфорд? — спросила она.

— Нет, что вы, — солгала я, совершив тяжкий грех.

Сестра Агата продолжила:

— Интересно, что происходит с ними… потом. Я имею в виду, разрешат ли родным леди Булмер забрать тело несчастной для захоронения? Хоть она и государственная изменница, но ведь предать земле ее надо…

Сестра Джоан смерила начальницу послушниц строгим взглядом:

— Это совершенно не должно нас заботить. Уверена, что у родных этой дамы хватит средств, чтобы потом подкупить стражников. Нас должно волновать спасение души, а не бренная плоть.

Мы дошли до церкви. Сестра Джоан и сестра Агата поклонились алтарю и заняли отведенные им места. Я сделала то же самое, проследовав в отведенную для послушниц загородку в передней части. Мое место как самой младшей находилось рядом с алтарной ступенькой. Я возвысила свой голос в молитвенном пении. Правильно пропела все антифоны.

Но мой мозг тем временем лихорадочно работал, составляя план. Я знала, что вконец запуганные королем Стаффорды не пожелают иметь ничего общего с Маргарет и не станут заниматься ее погребением. Мне невыносима была мысль о том, что моя бедная сестренка примет страшную смерть в одиночестве, что никто из тех, кого она любила, не придет и не будет молиться об облегчении ее страданий, что потом ее несчастное тело будет захоронено в безымянной могиле. Господь хотел, чтобы я присутствовала там: на этот счет я не испытывала ни малейших сомнений.

Я покину Дартфордский монастырь и отправлюсь в Лондон, на Смитфилд, а поскольку Доминиканский орден придерживается строгих правил в том, что касается затвора, и не выпускает послушниц и монахинь за стены монастыря, мне придется сделать это без разрешения.

Не буду кривить душой, это пугало меня. Если станет известно, что я нарушила затвор, последствия могут оказаться слишком серьезными. Страшнее этого прегрешения только нарушение обета невинности. В течение двух следующих дней я сомневалась, не будучи уверена в правильности своего решения. Я ждала знака свыше, надеясь, что он будет послан мне в молитве.

И действительно, во время полуночной службы на меня снизошло откровение. В девять вечера послушницы Дартфорда, получив приказ спать, обычно уже лежат в постели, но мои глаза в ту ночь так и не сомкнулись. Я была сама не своя. Вместе с другими прошла в церковь, и вот между «Отче наш» и «Аве, Мария» меня вдруг осенило. Все мои сомнения, страхи и беспокойства рассеялись, я словно бы стояла в водопаде и меня омывали его чистейшие струи. Решено: я отправлюсь на Смитфилд. Все будет хорошо. Я подняла руки, повернула ладони к алтарю, щеки мои покрылись слезами благодарности.

Когда мы поднимались по лестнице в свои спальни, чтобы поспать несколько часов перед лаудами, [5] Лауды — «прославления» (лат.); служба, которая проводится около трех часов ночи. сестра Кристина, старшая послушница, строгим шепотом спросила меня:

— На вас что, снизошло божественное откровение? Судя по вашему виду, так оно и случилось.

— Пожалуй, — осторожно ответила я.

— Я буду молиться, чтобы и мне была ниспослана такая же благодать, — сказала сестра Кристина сердитым голосом.

Она была исключительно благочестива и иногда даже носила власяницу под хабитом послушницы, хотя начальство этого и не одобряло. Послушницы по правилам не должны были стремиться к усмирению плоти. Считалось, что мы еще не готовы к этому.

Сестра Винифред, которая дала обет за три месяца до меня, сжала мою руку.

— Я рада за вас, — сказала она своим приятным, мелодичным голосом.

В ночь перед казнью Маргарет я спала, но не больше часа. В густой темноте нашей послушнической спальни я надела кертл, который был на мне, когда отец прошлой осенью привез меня в Дартфорд. Затем спустилась по лестнице и прокралась на кухню. Я знала, что запор на одном из окон сломан. Выбравшись через это окно, я побежала по монастырской земле: через сарай, мимо спящего конюха, потом проскользнула в дверь. Больше всего я боялась, что меня обнаружит привратник, а потому, не рискнув приближаться к выходу, перебралась через стену, окружавшую монастырь, в самом невысоком ее месте. Поднялась по склону, чувствуя ногами сырую траву, и вышла на тропинку, ведущую через лес к главной дороге.

На тропинке под деревьями стояла почти полная темнота: луна в ту ночь пряталась за тучами. Я слышала только песни ночных существ. Мое присутствие не пугало их. Вернее, я словно проходила через ряды поющего вразнобой хора — кузнечики и другие звонкоголосые насекомые исполняли партии сопрано, а совы и жабы подтягивали им басом. Их веселая серенада не доставила мне удовольствия: я ни на минуту не забывала, куда направляюсь. Понимаю, что это покажется вам нелепым, но у меня возникло совершенно абсурдное ощущение, будто лесные жители насмехаются надо мной. Наконец я добралась до главной дороги и порадовалась тому, что к этому времени небо на востоке начало светлеть. Вскоре назойливый ночной хор смолкнет.

За пару сережек, которые он со звоном опустил к себе в карман, сонный смотритель пристани Хелдж-Хаус помог мне сесть в лодку, хотя и сделал это не слишком охотно.

— Надеюсь, молодая леди знает, что делает, — пробормотал он. Я ему не ответила.

Лодка отчалила от пристани, и когда проплывала по реке Дарент мимо рыбной заводи, мне показалось, что я услышала из монастыря далекий колокольный звон, зовущий к первым молитвам. Но возможно, мне это только почудилось.

Как далеко от Дартфорда находится Лондон? Пешком до него можно добраться за сутки, верхом на хорошей лошади — за два часа, а по воде — за четыре с лишним, поскольку река Дарент, прежде чем влиться в Темзу, петляет и извивается. Наверняка многие бы на моем месте предпочли другую дорогу в Лондон. Но я боялась, что на меня обратят внимание в деревне, если я попытаюсь нанять там повозку. А ведь мне, чтобы завершить свою миссию, нужно было исчезнуть на достаточно долгое время.