Нэнси Бильо - Крест и корона

— Спасибо, сэр. — Я протянула ему платок. — Благодарю вас за помощь. — Я думала, что молодой человек уйдет, но он стоял, в упор разглядывая меня. Глаза у него были голубые, цвета гиацинтов, которые моя мать выписывала из Испании и выращивала в саду. Одет молодой человек был прилично, но не богато, — я увидела швы на его рукавах: значит, одежду перешивали, поскольку денег на новую у него не было.

— Где ваши спутники? — снова спросил он.

— Я тут одна.

— Ни родственников, ни слуг? Но ведь вы… благородного происхождения.

Он смотрел на меня в ожидании подтверждения. Я не стала этого отрицать.

— Тогда как же вы попали сегодня на Смитфилд? Это безумие. Вы должны позволить мне немедленно увести вас отсюда. Молодая женщина, из приличной семьи, одна… — Его голос замер.

Я неловко покачала головой.

— Прошу вас, госпожа, не бойтесь. Меня зовут Джеффри Сковилл. Я констебль. Правда, не здесь, не в Лондоне.

Два старика у нас за спиной затеяли спор, который быстро перешел в драку.

— Вот видите? — настаивал Джеффри. — Это же толпа чудовищ.

— Позвольте поинтересоваться, а что привело сюда вас самого?

Он улыбнулся, услышав в моем вопросе сарказм, и в уголках его глаз появились морщинки. Теперь я поняла: этот человек вовсе не так молод, как мне показалось поначалу. Ему, пожалуй, уже ближе к тридцати.

— Меня отправил сюда наш старший констебль, чтобы я своими глазами увидел, как свершается королевское правосудие, и принял к сведению. Эта женщина подстрекала к мятежу против нашего сюзерена.

Я почувствовала прилив злости.

— Смотреть, как умирает женщина, — вам это доставляет удовольствие?

— Разумеется, нет.

— У нее, между прочим, двое детей, — сказала я. — Трехлетний сынишка и совсем крошечная дочь. Вы это знали?

Джеффри Сковилл смущенно покачивался на каблуках.

— Очень жаль, что приговоренная — женщина. Но людей нужно учить на примерах. Леди Маргарет Булмер совершила государственную измену. Она для всех нас представляет опасность.

— Опасность? — Мой голос зазвучал еще громче. — Эта женщина никому не желала зла. Она и другие просто хотели сохранить тот образ жизни, который почитался на протяжении долгих веков и который служит утешением бедным и немощным. Люди на Севере восстали, потому что им была дорога старая вера. У них и в мыслях не было сбросить короля. Они только хотели, чтобы он услышал их. Пытались обратить внимание на свои проблемы.

И опять раздался циничный смех пожившего на свете человека.

— О, король их услышал, в этом нет сомнений. Северяне в полной мере обратили на себя его внимание.

Да этот констебль издевается надо мной. Я в ярости бросилась прочь.

Он догнал меня, ухватил за рукав:

— Постойте, госпожа. Мы все служим королю. Если сюзерен решил поменять религию, то наш священный долг подчиниться ему, доверить ему, облеченному законной властью, вести нас по пути веры. Разве вы не согласны с этим?

— Я согласна с тем, что люди должны подчиняться своему сюзерену, Божьему помазаннику, — пробормотала я.

Джеффри Сковилл с облегчением вздохнул, услышав эти слова.

— Тогда вы должны понимать: если мятежники и предатели не будут наказаны, то и остальные подданные решат, будто им все дозволено. Монархия ослабнет, страна погрузится в хаос. И в то же время такая казнь выглядит ужасно… — Он прищурился, глядя на что-то вдалеке, потом предложил мне руку. — Это зрелище не для юной леди. Может быть, вы все-таки передумаете и уйдете, пока еще не поздно?

— Не отговаривайте меня, это бесполезно. Я специально пришла сюда, чтобы увидеть казнь несчастной.

— Тогда позвольте мне отвести вас туда, где это будет происходить.

Я не могла отказаться от помощи, которая была мне так необходима. Джеффри Сковилл умело прокладывал нам дорогу, протискиваясь сквозь плотную толпу. Наконец мы добрались до длинной временной ограды. Внутри ее, на расстоянии приблизительно двадцати футов, образуя в промежутке импровизированную дорогу, располагалась другая.

Мой спутник показал налево — в конце «дороги» я увидела большую груду веток и поленьев, наваленных вокруг высокой бочки, из которой торчал столб.

— Вот место, где преступница будет сожжена, — пояснил констебль.

Я глубоко вздохнула, стараясь скрыть охвативший меня ужас. А мой спутник пояснил:

— По долгу службы я знаком с разными видами казни. Это медленная смерть. Более милосердно было бы привезти ее сюда, а потом набросать сверху ветки. Так сделали во Франции, когда казнили Жанну д'Арк. Сегодня леди Маргарет Булмер будет страдать гораздо дольше, чем Жанна.

— Почему вы говорите мне это? — спросила я.

— Потому что вам здесь не место, юная леди! — Он с силой встряхнул меня за плечо, побуждая передумать.

И тут с другого конца «дороги» послышались громкие крики:

— Везут! Везут!

— Слишком поздно, — сказала я.

Толпа подалась вправо, и я вместе со всеми. Джеффри Сковилл стоял у меня за спиной. Не хотела бы я потерять его сейчас.

В нашу сторону направлялось больше дюжины солдат. Они были облачены в доспехи, а на плечах несли колья. Самый последний из солдат вел под уздцы черную лошадь, впряженную во что-то, я не могла понять, во что именно.

— Ее везут на хердле, — простонал Джеффри.

Мне это слово ничего не говорило. Когда солдаты приблизились, я увидела, что лошадь тащит длинную доску, волочащуюся по грязи. Все показывали на эту доску.

— Сожгите скорее эту папистскую шлюху! — завопила какая-то старуха. Другие подхватили ее крик.

Черная лошадь, испугавшись, метнулась к противоположному ограждению. Я увидела, что несчастная была привязана к доске в виде буквы «Т»: лицом вверх, ноги вместе, руки вытянуты в стороны под прямым углом. Когда я хорошенько рассмотрела женщину на хердле, сердце мое заколотилось как сумасшедшее. Выходит, я напрасно приехала на Смитфилд. Это была не Маргарет. Жалкое, приговоренное к смерти существо, слишком старое и убогое, чтобы быть моей двоюродной сестренкой. Женщина была облачена в длинную рваную рубаху, лицо — грязное и в сплошных синяках, подстриженные волосы едва доходили до ушей.

Солдаты отвязали ей руки и ноги и стащили с хердла. Бедняжка оступилась в грязи и чуть не упала. Один из солдат поддержал ее и указал на столб. Женщина постояла несколько секунд, распрямила плечи — при виде этого характерного жеста я почувствовала приступ тошноты — и пошла к месту казни.

И тут солнце наконец пробилось сквозь тучи, осветив Смитфилд. И в ярком свете его лучей на голове приговоренной блеснула рыжевато-золотистая прядь.

И теперь я узнала мою бедную Маргарет.

Она подошла поближе, и толпа заревела: «Изменница!», «Шлюха!», «Папистка!». Я схватилась за ограду и пролезла вперед, встала перед людьми, которые кричали на нее. Какой-то человек ударил меня, но я почти не почувствовала боли. Оглянулась: Джеффри Сковилла поглотила толпа.