Дмитрий Федотов - Месть древнего бога

— Это он?

— Нет! — почти выкрикнула девушка. — Это не Антон… Но голос… очень похож.

— Почему же вы решили, что это не он? — спросил Олег.

— Я его всегда ласково звала Тошкой, а он меня — Мотыльком… у нас такая игра была.

— А сейчас…

— …он ни разу не назвал меня… Это не он! — Она наконец разрыдалась, и мы не стали ее успокаивать: нервному напряжению всегда надо давать выход.

Постепенно Анна затихла, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. Тогда я осторожно, почти по-отечески обнял ее за плечи и принялся шептать на ухо всякую ласковую и смешную ерунду. И мои старания все-таки увенчались успехом. Девушка наконец посмотрела на меня, и слабая улыбка светлячком озарила ее милое заплаканное лицо.

Ракитин откашлялся и сказал:

— Анна Рафиковна, если хотите, дежурная машина отвезет вас домой.

Девушка с благодарностью молча кивнула ему.

19 февраля 1755 года

…сегодня я наконец-то закончил свою многолетнюю работу. «Описание разнообразия и свойств растительного царства земли Камчатки» — вот полное наименование сего труда. Думается, труд мой не останется напрасным. Новая императрица наша, Елизавета Петровна, благосклонно отнеслась к деятельности Академии, но решила, что одной для такой великой страны, как Россия, будет мало. Уже вовсю идут разговоры о скором открытии Российской академии наук в Москве. Занимается этим сложнейшим делом молодой, русский ученый-самородок — Михайло Васильевич Ломоносов, пришедший, говорят, в старую столицу с одной котомкой за плечами из какого-то глухого уезда.

Что ж, честь и хвала таким самородкам! Может быть, именно им суждено возвысить Россию перед всем миром…

Я хочу написать о другом.

Они вернулись. Мои кошмары вновь преследуют меня. Это началось, когда я вернулся из последней поездки по Новгородской и Ладожской земле. До этого на протяжении многих лет я и думать забыл о Белом шамане, древнем боге Тенгри и его слугах, о которых успел прочитать в берестяной книге из капища Козыр-агаш.

Может быть, всему виной мое случайное знакомство с чудским шаманом Ольпереком. Интересно, что у чуди схожий с кузнецкими татарами пантеон древних божеств и прочих духов. В чудском поселении, где нам пришлось провести более трех суток из-за разыгравшейся пурги, я стал свидетелем камлания шамана по прозвищу Ольперек (что буквально означает «тот, который умеет говорить с духами»), призванного хозяином дома Мунчаком, дабы вылечить от лихорадки свою дочь.

Мне было разрешено остаться на время действа, потому что перед тем я самолично удалил Мунчаку больной зуб. Чудичу явно полегчало, и он тут же проникся ко мне большим уважением и благодарностью.

Так вот этот самый Ольперек в моем присутствии взывал не к кому-нибудь, а Тунгре! Когда я позже осторожно поинтересовался, шаман охотно объяснил, что Тунгре — главный дух Верхнего мира, ведающий жизнью людей, животных и птиц. А непосредственными помощниками у него на земле являются чайка Альде и волк Укчу.

— Альде все слышит, Укчу все видит, — кивал на мои расспросы Ольперек.

Тогда-то я и вспомнил про Тенгри и Белого кама Салагая…

Вернувшись из похода, я не удержался и извлек из тайника сибирские находки. Много времени провел я, разглядывая фигурки Огненного Коршуна — Ялкыны-тилгэн, и Небесного Пса — Куклек-эт. Но так и не рискнул вновь развернуть берестяную книгу Тенгри.

Однако, как оказалось, даже простого созерцания хватило, чтобы пробудить к жизни неизвестные тонкие эманации, обладающие силой воздействия на разум человека и вызывающие бредовые картины наяву и страшные сновидения.

Скоро месяц, как почти каждую ночь мне снится один и тот же сон. Я бегу по бесконечной ковыльной равнине к высокой горе у самого окоёма, надо мной в низком сером небе кружит гигантский коршун, а позади слышны хриплое дыхание и топот нагоняющего пса. Я должен успеть добежать до горы — тогда я спасен, — но коршун вдруг бросается ко мне из поднебесья, из глаз его выплескивается ослепительный свет, а с бьющих крыльев срываются огненные перья, поджигающие ковыль вокруг меня. Я останавливаюсь, ибо некуда больше бежать, и в этот миг в огненный круг впрыгивает огромный черный пес и кидается мне на грудь…

Я просыпаюсь в последнюю секунду, весь мокрый, с болезненно бьющимся сердцем. Иногда мне кажется, что оно однажды не выдержит и лопнет от напряжения… или черный пес успеет добраться до него и вырвет из моей груди.

Но самое страшное, что недавно кошмар объявился наяву! Я возвращался поздно вечером из Академии, где читал лекцию по ботанике Ладожской земли юным студиозусам, и вдруг отчетливо услышал позади цоканье когтей по булыжнику мостовой и прерывистое собачье дыхание. Я замер как вкопанный, остановился и пес. Тогда я, превозмогая судорогу страха, оглянулся через плечо и… ничего не увидел. А должен был! Ведь улица — сплошная стена из фасадов и заборов с воротами, запертыми на ночь, ни одной подворотни поблизости.

Животному, к тому же явно крупному, просто некуда было деваться! Но тем не менее мостовая была пуста…

А позавчера, тоже припозднившись, я, чтобы сократить путь, решил пересечь Дворцовую площадь напрямки. И когда я достиг середины большого и темного открытого пространства, то услышал над головой приближающееся хлопанье огромных крыльев и крик! Я знаю, как кричит коршун, заметивший добычу. В отчаянии я бросился бежать, чувствуя затылком жар от каждого взмаха, и достиг линии фонарей прежде, чем жуткая птица решила напасть. Я увидел каких-то людей у парапета набережной и закричал: «Помогите!» Двое мужчин, оказавшихся припозднившимися гардемаринами, подхватили меня под руки, не дав упасть в полном бессилии. Они спрашивали меня, что случилось, но я не смог заставить себя рассказать им о своем кошмаре, лишь попросил проводить до дому — благо, эти славные молодые люди тоже направлялись на Васильевский остров…

А сегодня сон был другой. На этот раз ко мне пришел седой старик, которого я встретил на базаре Томска. Я почему-то теперь твердо знал, что он — шаман, кам из какого-то татарского рода. Старик говорил на своем языке, но я почему-то прекрасно понял его.

— Ак-телгер, ты должен совершить тынычлану горефе! [41] Обряд умиротворения (тюрк.). Тенгри должен спать, иначе беды и смерть обрушатся на всех, кого увидит Ялкыны-тилгэн и учует Куклек-эт…

— Я не могу совершить этот обряд, — услышал я свой голос, будто со стороны. — Я ак-телгер, а не Ак-кам…

— Тогда ты должен вернуть священную книгу Тенгри и ее стражей в Козыр-агаш, и новый Ак-кам довершит нарушенное вами…