Далия Трускиновская - Государевы конюхи

— Ишь ты, новенькие, и маточник хорош, без изъяна. Это они не сами маточник резали, а с Денежного двора утащили.

— Стой смирно! — крикнул Богдаш, целясь во второго молотобойца.

— Погоди вопить… — Башмаков высыпал деньги в ведро, подошел к лавке, заглянул в короба и в мешки. — Надо ж, как славно потрудились… вот только не на того хозяина работали…

Данила дивился — почему дьяк не задает вопросов молотобойцам. И еще его смущала задумчивость Башмакова — казалось бы, что тут думать, нужно вязать этих голубчиков по рукам и ногам, выволакивать из подземелья, допросить с пристрастием…

— Прикажешь кончать, Дементий Минич? — спросил Сарыч.

— Да.

Тут же раздался выстрел. Пуля попала в голову второму молотобойцу, и он упал к ногам дьяка, к щегольским сафьяновым сапожкам.

Данила ахнул.

— А теперь, молодцы, все это следует уничтожить, — приказал Башмаков.

Он взял с колод маточники, в которые закладывать медную заготовку для чеканки монеты, увязал их в найденную тряпицу. Потом пошевелил мешок.

— Начнем понемногу избавляться, благословясь, — молвил он. — Тут этой меди пуда четыре, поди. Желвак, не стой столбом, тащи к колодцу. Данила! Помогай!

— А не вытащат из колодца? — спросил Богдаш, не слишком удивленный выстрелом Сарыча.

— Не вытащат, мы его сверху так забьем — умаются ковырять!

Дальше все было похоже на дурной сон — конюхи ведрами носили к колодцу медную воровскую монету и ссыпали вниз. Башмаков и Сарыч меж тем нашли другой вход в палаты и пошли поглядеть, куда он ведет.

— Что ж он их убить велел? — спросил Данила Желвака. — Их же допросить надобно! Пусть бы сказали, кто эту мастерскую устроил, кто и как их нанял!

— Ох, Данила, не всякого в этом государстве обвинять можно, для иного злодея у Башмакова руки коротки, — объяснил Богдаш.

— Для кого ж у него руки коротки, коли сам государь его слушает?! Вот как по его слову Обнорских повязали да по обителям раскидали! А род-то княжеский!

— Сдается, я знаю того человека.

— И кто же?

— Давно про него дурные слухи ходят, да не пойман — не вор. И жаловаться на него государю никак нельзя. Потому что он — тесть государев, боярин Милославский.

— Ты сдурел, Богдаш, — отвечал изумленный Данила. — Нешто Милославскому своих серебряных денег мало, что он вздумал еще воровскую монету бить?

— Денег у него много, да только слишком много не бывает. И ты с другой стороны глянь. Коли Башмаков уничтожает свидетелей, стало быть, не хочет доводить розыск до конца, чтобы ненароком не отыскать преступника. Преступник, выходит, слишком близко к государю… а уж кто ближе, чем государевых деток родной дедушка? Вот наш дьяк и не хочет переть на рожон — мастерскую разгромил, и ладно. Хозяин придет, покойников увидит — менее всего на Приказ тайных дел подумает…

— Неужто Башмаков отступится?

— Как знать. Ты заметь — маточники-то он припрятал. А то — улика.

Повыкинув все воровские деньги, заготовки и мотки толстой медной проволоки, Данила и Богдаш вернулись в подземную палату. Там им пришлось, взяв молоты, разбить лавки и стол. Обломки тоже спустили в колодец, а сверху их пришлепнули двумя тяжеленными колодами.

— Теперь кому охота — пусть те колоды выволакивает, — сказал Башмаков, — да только без ворота это не получится. Считайте, похоронили измену — и слава Богу. Давайте отсюда выбираться, молодцы.

О том, далеко ли зашли с Сарычом да что там увидели, он не сказал, а спрашивать Данила и Богдаш не стали.

Стенька спустил сверху веревку и помог всем четверым выкарабкаться из колодца.

Данила думал, что теперь Башмаков захочет покинуть подземелье, где и холодно, и сыро, и дело, за которым шли, сделано. Однако дьяк подозвал к себе ярыжку.

— А что, Степа, правильно я понял — если вылезть наверху из колодца, то можно до троекуровского погреба добраться?

— Именно так, батюшка Дементий Минич.

— Полезай-ка с Сарычом да поглядите, не найдется ли следов Обнорского с братией. Коли он на троекуровский двор пробирался, то на этот ход виды имел…

— В приказе у нас лежит та сказка, что я у троекуровской дворни отбирал, — похвастался Стенька. — Там прямо сказано, что был человек, звать Якушкой, который сбежал, боярина обокрав, и прихватил с собой персидский джид. А коли тот джид у Обнорского оказался, то и Якушка где-то поблизости обретается. Потому что от него, статочно, Обнорский проведал про подземный ход!

— Вот понемногу клубочек и распутывается… Ну, полезайте, а мы вас подождем.

Сарыч был ловок — вскарабкался первым и помог Стеньке.

Башмаков встал перед понурой Настасьей.

— Сама себя ты, девка, обхитрила. Думала, Обнорский мешки с воровскими деньгами ищет, а ты у него из-под носа те мешки утащишь. Твое счастье, что не успела! Как прознала, за чем он под Кремлем охотится? Говори, пока спрашиваю здесь! Не то в застенке заговоришь.

— Он с купцом Клюкиным сдружился, — очень неохотно сказала Настасья. — А купец возит пушнину из сибирских украин. Да и не только — ценинную расписную посуду вон привозил, да только вряд ли, что из самого Китая — Обнорский, поди, ограбил обоз, а сам ее продать не умел, Клюкину передал. А мне умные люди сказали — в Сибирь-де медные деньги государь везти не велел, и за это наказывают. А купцы все же везут медь туда возами, скупают за нее мягкую рухлядь, да еще и дурят тамошний народ немилосердно, и медью на таможнях пошлину платят. Вот я и подумала — Клюкин хитер, не иначе, воровские деньги в сибирские украины возит, а там — кто разбираться станет? А где он их возьмет? А может статься, тайную мастерскую знает. Когда же Обнорский повадился под Кремль лазить, я и поняла — лучшего-то места для мастерской на всей Москве не сыскать!

— Это ты верно поняла, — согласился Башмаков. — До Клюкина мы еще доберемся — слышишь, Соболев?

Подьячий и вовсе отвернулся — явно переживал заранее будущие неприятности.

— Может, ты еще сообразила, почему государь не хочет пускать медь в Сибирь? — спросил дьяк.

— А потому, что раньше купец ехал в Сибирь — вез с собой денег немного, а снаряжал обоз с городским товаром. Теперь же везет одну медь, а дальние города и остроги без городского товара остались.

— Как же ты, умница, в такую дурацкую затею вляпалась? — Дьяк вздохнул. — На что польстилась? Думала — выследишь княжича, отнимешь медь и будешь жить припеваючи? Ты мне поверь, вся эта суета с медью — ненадолго. И цена ей с каждым днем все меньше. А коли попалась бы? Да не с тремя копейками в кошеле, а с пудом воровских денег?

— А ты, батюшка Дементий Минич, гляжу, меня пожалел. С чего бы? — полюбопытствовала строптивая Настасья.

— Ты меня тогда вокруг пальца обвела — спасибо за науку, — отвечал Башмаков.