Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

— Топай к саням, на ветру вмиг очухаешься.

Извозчику приказал:

— Накрой этого обалдуя медвежьей полостью!

— А как же вы, ваше сиятельство? Мороз жуткой силы… — Извозчик вопросительно смотрел на графа.

— Здоровье этого… мне сейчас дороже собственного! И гони в Бутырку. — Повернулся к дворнику: — Вызови, братец, пожарников, да срочно. Прикажи, чтобы спасли все, что можно.

Умный городовой вопросительно взглянул на сыщика:

— Господин полковник, прикажете охранять?

— Гляди в оба! А я пришлю полицию для обыска.

— Слушаюсь, господин полковник!

Соколов прыгнул в сани, и они понеслись по залитым вечерним солнцем улицам самого прекрасного в мире города.

Прилетев в Бутырку, Соколов первым дело протелефонировал Мартынову:

— Задержал облагодетельствованного тобою Семена Кашицу. На самом деле это Мишка Маслобоев, карточный шулер, пьяница и террорист. Вышли людей, пусть тщательно обыщут пожарище, хотя там, кажется, выгорело все до основания, — Назвал адрес. — И еще одной преступнице удалось бежать.

— Как так? Преступница бежала? — возмутился начальник московской охранки.

Соколов в двух словах объяснил.

Мартынов, склонный к поучениям, начал поучать:

— Полковник, зарубите себе на носу: так на задержание не идут! В интересах этого важного дела необходимо было установить наблюдение за преступниками. Ведь если бы Маслобоев находился на свободе, то мы могли бы проследить его связи…

Соколов насмешливо сказал:

— Передовую методику по системе Лебедева и Вейнгарта я знаю. И даже Достоевского читал. А ты, Мартынов, сейчас рассуждал как Порфирий Петрович: «Посади я преступника слишком рано, то, пожалуй, определенное положение дам, уйдет он от меня в свою скорлупу. А оставь я такого господина на свободе, сам мне такую улику приготовит, что на дважды два — четыре походить станет».

— Разве это не верно?

— Верно, но лишь в принципе. Это в математике все делается по застывшим правилам, а сыск — дело тонкое, вдохновенное. Тут надо быть и Пушкиным и Толстым одновременно. Ведь эта парочка могла и день, и два любовью утешаться и не иметь контактов с внешним миром. В это время их товарищи, которые нам неизвестны, много страшных дел натворили бы. Скажем, тебя, Александр Павлович, гордость России, похитить, а потом, как прокурора — ссыпать в урну.

Мартынова, видать, от таких предположений передернуло:

— Тьфу, что вы, полковник, говорите — слушать тошно!

Соколов невозмутимо закончил мысль:

— Тем более что у нас, по известным тебе причинам, каждый час дорог.

Мартынов вздохнул, примиряюще проворчал:

— Если бы дом был оцеплен, так никто и не ушел бы.

Соколов парировал:

— Если бы иногда мудрое начальство по своей наивности не отпускало преступников, то и не было бы нужды гоняться за ними по два раза. И заметь, с риском для собственной жизни.

— Кто сбежал, приметы, а лучше фамилия известны?

— Запиши: Елизавета Блюм, старая знакомая Гарнич-Гарницкого. Та самая, что в Монте-Карло дарила свои ласки этому сластолюбцу.

Мартынов завидовал успеху Соколова у женщин. Он с иронией вставил:

— Как вам, полковник, госпожа фон Лауниц?

— У меня по службе, а не ради удовольствия.

— Приметы этой Елизаветы имеются?

— Со слов Гарнич-Гарницкого, девица интеллигентного вида, лет девятнадцати-двадцати, роста приблизительно два аршина шесть вершков, восточный тип, глаза серо-зеленые, брови густые, темные, дугообразные, кожа матовая, рот средний, губы пухлые, волосы густые, темно-русые, чуть вьющиеся по вискам, шея высокая, фигура стройная, голос приятно-низкий. Все! Я больше ничего не знаю.

— Не очень много!

— Обратись к Гарнич-Гарницкому, он тебе опишет малейшие подробности ее прелестей. Прикажи, Александр Павлович, чтобы на всякий случай заглянули в адресную книгу, да и по агентурным связям проверили. Елизавету необходимо проследить, установить связи. Адью! Иду Семена-Мишку допрашивать.

Подумал: «Если я память ему не отшиб!»

У Мишки с памятью оказалось все в порядке. В отличие от челюсти, которой еле двигал.

Мишка усиленно растирал себе ушибленную шею. Он вовсе не был похож на того нагловато-отчаянного типа, которого впервые сыщик увидал в поезде. Теперь преступник был испуган и угнетен.

Соколов успокоил:

— Из-за шеи не беспокойся. Здоровая она или прыщ на ней, все равно в петле ей висеть.

Мишка побледнел:

— Чего, в какой петле?

— Веревочной, мылом промазанной. Чтоб скользила лучше. Заодно можешь и гигиену соблюсти — казенным мылом шею намылить. Ну и палач за ноги дернет — все быстрей дух твой поганый отлетит.

Мишка был окончательно раздавлен. Он загундосил:

— А чего я сделал? И вообще не желаю с вами, сатрапами, разговаривать. Слова из меня не выжмете. Из пушки в потолок пальнул? Так я думал, что на меня грабители налетели. За это меня судить не будут. Долой самодержавие! А вы пошли все на…

Соколов с сожалением покачал головой:

— Все ты, Мишка Маслобоев, врешь. Ты очень глупый и самоуверенный тип. По законам Российской империи ты — соучастник террористических действий, повлекших человеческие жертвы. Ты, Мишка, думаешь, что тебя ждет суд присяжных? Сидят толстые, вкусно пообедавшие осетриной ряхи, слушают какого-нибудь знаменитого краснобая-адвоката. Твоя разбойная большевистская партия отвалит адвокату кучу денег, и он будет заливаться соловьем: «Ах, досточтимые присяжные! Посмотрите на этого несчастного, на его прекрасное благородное лицо! Разве такие честные глаза бывают у террористов? Нет, не бывают. И перед вами не злодей, а жертва социальных пороков нашего больного общества, пленник возвышенных идей, борец за светлые идеалы во имя человечества! Не судить, боготворить надо этого святого!» И эти купцы, Учителя гимнастики и землемеры расчувствуются и освободят не только тебя — хоть самого заклятого врага человечества. Помнишь, как это было с негодяйкой Засулич, стрелявшей в семьдесят восьмом году в петербургского градоначальника, боевого генерала Трепова? Нет, дурья твоя башка! Ты предстанешь перед судом закрытым, военным. И я самолично обещаю приговор — лишение всех прав состояния и смертную казнь через повешение. А слово свое — русского офицера и дворянина, я всегда держу!

Соколов замолчал.

Преступник тяжело сопел, потупив очи.

Вдруг Мишка вскочил со стула, нервно выкрикнул:

— Чего все на меня? Я никого не хотел убивать…

— Девка Маланья тоже не хотела, пока в кустах гусар ее не поймал. Британский револьвер выпуска девятьсот пятого года марки «милитэри энд полис» тебя подвел из-за слишком длинного дула, которое за лампадку зацепилось. Разве в вагоне ты не был соучастником покушения на жизнь полицейского полковника? Был! Этот револьвер я приобщаю к вещественным доказательствам — покушение на должностное лицо во время исполнения. Закон за сие преступление тоже гарантирует пожизненную каторгу. Но мне еще много про тебя известно… Скажи, куда твоя очаровательная Елизавета побежала? Ведь мы все равно ее поймаем, а тебе, дураку, зачтется, коли поможешь.