Илья Стогов - Проект Лузер

— Как я могу поклясться, что никогда в жизни не бывала ни в чьих объятьях, если все горожане видели, как вчера какой-то неизвестный человек уронил меня на землю и упал вместе со мной? Будет ли искренней моя клятва? Не поразит ли меня за это молния с небес, ведь слова мои будут неправдой?

Эмир нахмурился, но тут же перестал. Разумеется, визири докладывали ему о том, что случилось накануне, и что неловкого декханина, не сумевшего удержать падающую дочь эмира, так и не нашли. Поэтому он сказал:

— Это не страшно. Поклянись в том, что лишь этот человек сжимал тебя, лежащую, в объятиях, а больше никто!

— Клянусь!

— Точно?

— Воистину призываю в свидетели священный камень аль-Мааса, что означает «Нелживый»!

Все замерли. Много раз горожане видели, как произнесший ложную клятву у камня бывал поражен молнией. И они ждали: разверзнутся ли небеса и теперь? Но они не разверзлись. И Фатима избежала гибели, а эмир избежал позора.

Вторник, 17 октября, 23:47

Голос в динамиках объявил, что поезд прибыл на станцию метро «Маяковская». Стогов захлопнул книжку, сунул ее подмышку и вышел из вагона. Это был длинный день, и он подходил к концу. Над проходом, ведущим к эскалатору, висели электронные часы. Стогов посмотрел на большие светящиеся цифры и засунул руки поглубже в карманы. Чтобы закончиться окончательно, дню оставалось протянуть меньше пятнадцати минут.

Поднимаясь из метро, он по инерции пытался считать фонари, освещающие эскалатор, но на восьмом сбился. Вчера он сбился на девятом, а позавчера на седьмом. Здесь, на «Маяковской», жила девушка, в квартире которой он жил уже почти неделю. Если быть точным, то сегодня ему предстояло переночевать там седьмой раз. Он не был уверен, что поступает правильно, но вместо того, чтобы остановиться и хорошенько обдумать то, что делает, просто пытался, поднимаясь по эскалатору, считать фонари.

Прежде чем выйти на улицу, он натянул на голову капюшон. Сигарет почти не осталось, и он подумал, что хорошо бы купить по пути еще одну пачку. Невский был почти пуст.

Подозреваемого отпустили из отделения всего около часу назад. Майор лично подписал все необходимые бумаги, и парень отправился домой. Через окно служебного кабинета Стогов глядел, как он уходит. Окно было маленькое и сто лет немытое. Но даже через него Стогов запросто разглядел: снаружи подозреваемого дожидалась его узбекская возлюбленная. Тоненькая фигурка в нелепой куртке, из-под которой торчали национальные шаровары. Когда парень вышел, девушка попробовала обнять его, но застеснялась и они просто пошли рядом, даже не касаясь друг друга руками. Наверное, теперь, когда строгий отец мертв, никто не помешает им зарегистрировать-таки их странный брак.

Рядом стоял Осипов. Стогов сделал большой глоток прямо из бутылки и спросил:

— А ты мог бы встречаться с узбечкой?

Осипов подумал.

— Черт его знает. Встречаться, может, и мог бы. А жениться — точно нет. Представь, что твои собственные дети будут узбеками, а?

Стогов хотел спросить его, а смог бы капитан вообще встречаться продолжительное время хоть с кем-то? Но не спросил. По пути в квартиру, где ему предстояло провести ночь

(седьмую подряд ночь)

он успел подумать над этим вопросом еще раз. Мог бы он встречаться со смуглой узбекской девушкой? Или вообще хоть с какой-нибудь девушкой? Жить не сам по себе, а рядом с кем-то еще… вместе с кем-то еще… в печали и радости, болезни и здравии… пока смерть не разлучит их… смог бы или нет?

Жалко, что в школе нет такой учебной дисциплины: «Правильный способ проведения жизни». В головы маленьких людей вкладывают кучу никому не нужного фуфла, типа того, что значит слово «гипотенуза», или когда была Северная война. А о самом главном, о том, как прожить доставшиеся жизни, ничегошеньки-то и не говорят. Может быть, потому, что правильный ответ не известен и самим учителям.

А и правда, как? Должен я делить эту жизнь с кем-то еще, или самому по себе жить все-таки лучше? Ни от кого не завися, ни перед кем не отчитываясь… никого не пуская в собственную жизнь. Считается, что свобода — это очень важно, но никто не уточняет, свобода от чего? Ведь иногда (не так уж и редко) каждый из нас чувствует, что ему не нужна никакая свобода. Зато нужен кто-то рядом. Теплый и живой человек, с которым можно было бы разговаривать. Которому можно пожаловаться на то, как тебе нелегко, и который пожалеет тебя. Человек, которого можно трогать… целовать. С которым ты сможешь спать. Как теперь он он спит со своей вдруг появившейся девушкой.

Сигареты он купил в небольшом полуподвальном магазинчике на углу Ковенского переулка. Прежде чем зайти в парадную, выкурил сигарету, глядя на освещенные окна квартиры. Их общей квартиры. Вот это окно — кухня… а вон то, — спальня. Вот сейчас он позвонит в квартиру, она откроет ему дверь, и он пройдет внутрь. Сперва они станут сидеть на кухне… но не очень долго, потому что лежать в спальне им обоим нравится все же больше. Когда в прошлую среду он оказался в этой квартире в первый раз, то фаза с кухней продлилась от силы минут семь. Правда, тогда он был куда более пьян, чем сегодня. И, может быть, от этого более решителен. Ему казалось, что, как это обычно и бывает с ним в последние несколько месяцев, продолжения у этой истории не будет. Один вечер… плохо запомнившаяся ночь… и больше эту девушку он не увидит никогда.

Утром в пятницу, обнаружив себя снова в ее постели, он здорово удивился. А утром в субботу, обнаружив себя в той же самой постели третий раз подряд, понял, что эта история выходит не очень похожей на все то, что творилось с ним несколько последних месяцев. За окном было еще темно. Он открыл глаза и первое, что увидел, — ее белобрысый затылок. Он пододвинулся поближе и, сам не веря в то, что делает, аккуратно поцеловал ее в шею.

Подойдя к двери, он набрал на домофоне номер квартиры.

— Ты?

— Да.

Он открыл тяжелую дверь, прошел внутрь, поднялся на третий этаж. Она ждала его в дверях. Белые волосы, длинные ноги, яркий маникюр. По дому старший офицер их управления Александра Вакулина ходила в халате, который не мог скрыть и трети всех достоинств ее фигуры.

— Голодный?

— Не особо.

— Я, между прочим, тебя ждала. Без тебя ужинать не садилась.

— Прости.

Он повесил куртку на вешалку, разулся и прошел в квартиру. Там, как обычно, пахло чистотой и чем-то еще… идентифицировать запах в точности он так и не смог, но про себя определял его как «аромат размеренной жизни». Так могла пахнуть квартира, обитатели которой не бьются в вечной истерике и не пытаются покончить с собой, ежевечерне до краев накачиваясь алкоголем, а просто живут. Смотрят друг другу в глаза. Разговаривают. Целуют тех, кто им дорог. Его квартиры не пахли так никогда.