Николай Буянов - Май без императора

— Не возражаете, Егор, если мы немного прогуляемся?

Тот пожал плечами: совершенно не понимаю, почему бы двум благородным донам не прогуляться в пятом часу утра…

В полном молчании они пересекли центральную лужайку, обогнули фонтан с тремя каменными дельфинами и подошли к дверям гостевого домика. Дамир несильно толкнул дверь и присвистнул:

— Не заперто… Воров не боитесь?

— Меня заверили, что здесь не воруют.

Они вошли. Егор включил свет, и — безумие заразительно — инстинктивно огляделся: не появилось ли само собой в его обители какое-нибудь домашнее или дикое растение. Финиковая пальма, к примеру. Глупости, конечно. Дамир мыслил более масштабно: он шагнул к шкафу, бесцеремонно распахнул обе створки и заглянул внутрь.

— А как насчет санкции прокурора? — вежливо поинтересовался Егор.

Дамир раздвинул губы, дав понять, что оценил шутку. Через пару минут он добрался до Егоровой джинсовой куртки — неизменной спутницы хозяина на протяжении последних пяти лет — сунул руку в карман и вытащил некий серый комочек.

— Ваше хозяйство?

— Без понятия, — честно ответил Егор.

— А вы посмотрите внимательно.

Егор подошел, взял в руки комочек и осторожно развернул.

Это был товарный чек с названием магазина («Ольвия», «цветы, домашние растения и букеты на все случаи жизни»), датой и временем покупки (сегодняшний… нет, уже вчерашний день, время 16.00) и наименованием товара («пеларгония розовая в горшочке № 4»).

— Откуда это взялось? — глупо спросил Егор.

Глупее не придумаешь — однако азиат не улыбнулся. Только проворно сунул руку под пиджак, когда хлопнула входная дверь. На пороге возник Ромка Заялов. Он с легким удивлением взглянул на следы шмона, поцокал языком и выдал фразу из классики:

— Что, Рольф, готовитесь к эвакуации?

— Юлий, прекрати, — Машенька по-прежнему была бледна, ее взгляд метался от Егора к компьютерному магнату и обратно. — Егор, объясни им, что ты не виноват!

Егор молча отвернулся. «Скажи, что не виноват…» Сказать можно, вопрос — поверят ли… Вот только доказывать свою непричастность не хотелось. Не хотелось — хоть режь — доказывать свою правоту, а хотелось развернуться и уйти, предварительно сплюнув на чистый пол. И забыть, как предутренний кошмар, и этот особняк, и его обитателей, один из которых (вдруг стукнулась в голову мысль) вполне мог подсунуть хозяину послание в духе «Тайны черных дроздов» Агаты Кристи. Эта версия выглядела куда правдоподобнее мифического Человека-у-озера — нет, никаких призраков, никаких ниндзя, перелетающих через стены… Кто-то свой…

Ромка пришел под вечер — сердитый, даже злой, и какой-то виноватый одновременно.

— Тебя тоже выгнали? — спросил Егор, в свою очередь чувствуя укол совести (из-за меня ведь, черт возьми…).

Ромка вошел, сел на диван и сообщил ближайшему углу:

— А с какой стати меня выгонять? Я чужих невест среди ночи не тискаю, в хозяйский кабинет без стука не вламываюсь, и цветы дарю исключительно женщинам на Восьмое марта… Я вообще на редкость законопослушный гражданин, даже улицу всегда перехожу на зеленый свет.

Роман поднял глаза на собеседника. В глазах стояла грусть. Да что там грусть — тоска. Зеленая, как заросший ряской пруд.

— И какого черта ты влез во все это дерьмо? Нас наняли, чтобы мы расписали этот гребаный домик для гостей, только и всего. А ты…

Егор молчал. Роман принял это как должное, вздохнул и встал с дивана.

— В общем, прости, но для меня очень важна эта работа. Ты-то намалюешь еще пяток картин, продашь лохам на рынке — вот и «бабки» в кармане. А мы — неспособны-с. И бывшая моя вчера нагрянула — грозится подать в суд за неуплату алиментов… — он снова помолчал. — Когда ты ушел, я объяснил Юлию, что к твоим левым делам никакого касательства не имею — собственно, ты мне вроде бы вообще не друг, а так, знакомый одного приятеля. И что гостевой домик я могу закончить и сам, основная работа уже сделана.

Проводив друга детства, Егор бесцельно побродил по квартире, включил и выключил телевизор, вытащил из-за шкафа три свои картины в подрамниках, поставил в ряд на диване. Следовало привести полотна в конкурентоспособный вид, хотя бы пыль стереть… Почему-то стало жалко. Не пыли, конечно, а самих картин, которые завтра пойдут на продажу. И даже немного стыдно — будто он собрался продавать любимую собаку, которую нечем стало кормить.

Он не успел додумать эту мысль до конца: в дверь позвонили. Ромка, подумалось то ли с огорчением, то ли с облегчением. Не вынесла душа поэта, пришел мириться. Любопытно, чем он затарился на этот раз: «Белым медведем» или «Очаковым»? Поразмыслив, Егор поставил на «Очаково».

И продулся в прах.

Некоторое время он молча стоял на пороге. Потом провел рукой по лицу и растерянно произнес:

— Машенька…

На кухне у Егора жил сверчок. Он трещал где-то за плитой — сначала страшно надоедал, потом Егор притерпелся. И даже обнаружил в этом соседстве положительные стороны: теперь, случись очередной приступ бессонницы, он был не один. Вот и сейчас — Маша незаметно уснула прямо в кресле, Егор осторожно перенес ее на диван и укрыл пледом, а сам на цыпочках пробрался на кухню и выглянул в окно на улицу.

Телефон в прихожей зазвонил громко и требовательно. Даже сверчок на кухне испугался и притих. Егор снял трубку.

— Я слушаю.

— Мария у тебя?

Юлий, не к ночи будет помянут.

— Допустим.

— Что она делает?

Егор посмотрел вглубь комнаты и ответил чистую правду:

— Спит на диване.

Трубка помолчала.

— Если ты ее хоть пальцем тронешь… хоть пальцем, понял? Я тебя удавлю собственными руками.

Странно, но эта угроза, произнесенная тоскливым шепотом, окончательно успокоила. Егор даже ощутил нечто вроде жалости к собеседнику: вот ведь несчастье, всю жизнь ходить в обнимку с телохранителем и спать с пистолетом под подушкой… Свихнуться недолго.

— Она в безопасности, — сказал он. — А вот насчет тебя — не уверен.

— Ты что, — выдохнул Юлий. — Ты мне угрожаешь, сопляк?

— Нет. Я просто хочу, чтобы ты включил свои мозги, наконец. И сообразил, кому ты мог перейти дорогу. Кто прислал тебе эту чертову герань. Тебе ведь отлично известно, что это сделал не я. И что Мария тут не при чем — тебе просто хотелось сорвать на ком-нибудь злость. А истинный твой враг по-прежнему где-то рядом с тобой.

Юлий молчал.

— И передай своей службе безопасности, — сказал Егор, — или как ты ее называешь… Пусть займутся своими прямыми обязанностями: охраняют босса. Ко мне ее не подсылай: себе дороже.

Он положил трубку на рычаг, подошел к дивану и осторожно присел на краешек. Машенька спала, накрытая пледом. Волосы ее растрепались во сне — когда-то, в первую встречу, они вызвали у Егора мысль, что Мария — полукровка, что ее мама были грузинкой или цыганкой. Теперь эти волосы были прямо под его рукой — Егор с трудом удержался от искушения погладить их. Ничего, неслышно шепнули его губы. Черта с два кто-нибудь до тебя доберется. Пусть сначала через меня переступит…