Дмитрий Дивеевский - Дровосек

Однако Сергей не стал говорить Даниле всего этого. Он начал совсем с другого.

– Ты за советом приехал, Данила, но ты ведь знаешь, что я не могу дать тебе никакого жизненного совета. Я не партком, чтобы семейные проблемы разбирать, а священник, и смотрю на все только через веру. С точки зрения веры все, что ты рассказал, очень понятно и очень объяснимо. Но и решение этого узла возможно опять-таки тоже только через веру.

– Ты хочешь сказать, что я должен молить Господа о помощи?

– Как я тебе могу такое посоветовать, когда знаю, что ты не молишься. Ты ведь пока не верующий, а суеверный. Тут разница огромная. Но к вере ты придешь окончательно. Я в этом не сомневаюсь. Думаю даже, что тебе в этом Силы Небесные помогут. Дай, объясню.

Ты знаешь: Бог есть любовь. Все, что происходит с человеком, является результатом Господней любви к нему. Только не спрашивай о таких крайних вещах, как преждевременная смерть и страшные болезни – это отдельный разговор не по нашему случаю.

Возьмем твой случай. Кто такой был молодой парень Данила Булай в двадцать лет? Казалось бы, хороший был парень: сильный, веселый, талантливый, к людям добрый. Но я помню, Данилка, и не только это. Помню, что ты был зазнайкой, так ведь? Гонору в тебе также немало имелось. А уж сколько ты самомнения имел из-за своего успеха у девчонок, лучше не вспоминать. С отцом у тебя трудности были из-за характеров ваших и так далее. Вспыльчив бывал, резок.

В общем, ничего особенного – и, казалось бы, зачем Господу насылать на тебя такие испытания в виде неверной жены? Точнее говоря, открывать перед тобой ее неверность. Ведь многие мужья счастливо живут, не подозревая о том, что им изменяют. Но тебе было открыто! Потому что, как человек светлой стороны мира, ты представляешь для Господа определенную ценность. Выжигая из тебя твой главный недостаток – самовлюбленность, он учит смирению и тем самым готовит тебя к лучшему пониманию человеческой жизни, чем ты имел раньше. Вот в чем Его любовь. Без страданий человек не растет, а Господь дал тебе самые чистые страдания – боль оскорбленной души. Бывает ведь куда хуже – и потеря близких, и калечество, и много другого. Так что тебе благодарить надо Бога за эти испытания.

А выбора у тебя нет, друг мой. Не можешь ты свою семью бросить без больших для себя душевных потерь. Если оставишь их – начнешь изнутри чернеть. Детей оставляют те, кто живет для себя. А ты живешь не для себя. Для всех нас живешь, и для них тоже. Поэтому не советую такой опрометчивый шаг делать. Не теряй себя, Данила.

– Но как мне с Зоей жить? Ведь невозможно это! Столько лет прошло, а я каждый день болью начинаю и болью заканчиваю. Прячу ли, не прячу ли я эту боль, а она все равно ее чует и не может смириться! Она мне мстит за мое молчание, понимаешь?

– Понимаю, Данила, понимаю. А ты, друг мой, вот что пойми. Никого так страшно не обидел советский атеизм, как женщин. Женщина – существо очень тонкое и духовное. Она предопределена для жизни с Богом в душе. А ей с младых ногтей внушают, что Бога нет. Тогда что происходит? Она начинает инстинктивно создавать себе собственного Бога и, конечно, придумывает Бога любви. Вот в чем отличие ее от верующей и обвенчанной женщины. Для верующей женщины главной ценностью является Господь, который дает ей любовь мужа и любовь к мужу, а также счастье материнства. Она не имеет потребности уходить за пределы этого женского мира.

Для неверующей женщины существует лишь неясный образ божественной любви, которая, возможно, состоится с мужем, но чаще всего этого не случается, потому что брак не был освящен Господом. Тогда женщина начинает погоню за призраком божественной любви. Но стоит ей только ухватить рукой этот призрак, как он оборачивается мужчиной с гнусным характером и потными ногами. Погоня продолжается дальше, а в результате такую женщину ждет ряд разочарований и печальное, пустодушное завершение земной жизни. Твоя Зоя не виновата в том, что общество пустило ее по этому пути. Точно так же, как и миллионы других советских женщин, она гналась за химерами, надеясь заполнить свою душу чем-то более высоким, чем жизнь с тобой. Ты мог быть самым лучшим в мире мужем, но ваш не освященный Богом брак все равно не мог реализоваться. Она могла видеть, что ты превосходный супруг, но отсутствие венца над вами не давало ей возможности принять тебя сердцем. Ее надо понять и простить. Я думаю, что она славный человек, ведь ты сам говоришь, что она прекрасная мать. Попробуй взглянуть на нее с этой стороны и найти к ней другой подход. Ты человек глубокий и умный, у тебя получится. Если же научишься прощать ее, несмотря ни на что, считай, что уже стал христианином.

Вечером того же дня Булай снова сидел в поезде, уносившем его в Москву, и пытался решить возникшую перед ним задачу. Разум его понимал, что священник прав. Его тяга к Светлане и рывок в новую жизнь обязательно натолкнутся на любовь к детям. Он был устроен в первую очередь как отец и кормилец, а только после этого как муж.

Данила пытался не думать о разрыве со Светланой и сразу представить себе, что снова зажил с Зоей нормальной семейной жизнью. Какова она будет?

Он вспоминал светлые дни в общении с женой, ее необыкновенную улыбку, лучистые глаза, прикосновение нежных рук. Данила понимал, что по-женски Зоя привлекательна каким-то особенным, неповторимым образом. «Что и говорить, красивый человек. Сильный, способный на поступок. Не по зубам мне оказалась, вот и болею. Да что же я, урод что ли? Так уж и не по зубам?» – думал Булай, откинувшись в угол купе и закрыв глаза. Он вспоминал, что хотя в их жизни было больше сумерек, чем света, в светлые дни она могла быть поглощающе любвеобильна и самоотверженна. Наверное, то, что его боль не стала тише, говорит о сильном чувстве к ней. О чувстве, которое спряталось за болью, но совсем не умерло. Просто не пришло его время… На душе у Булая стало светлее от этих мыслей. «Надо только подняться над собой, над собственным ничтожеством, и прорваться на светлую сторону жизни», – думал он, прислушиваясь к частому перестуку колес.

ЦРУ относилось к Вороннику в высшей степени бережно. Он был не единственным агентом этой разведки в ПГУ. К середине восьмидесятых годов ему удалось завербовать около десяти действующих офицеров КГБ. Это был большой успех, хотя он имел свое объяснение. Начала рушиться та идейная база, на которой воспитывались офицеры-разведчики. Маразм и неспособность советского руководства отвечать на вызовы быстро меняющейся ситуации в первую очередь били по состоянию тех, кто находился на самом остром участке, – в области тайной борьбы спецслужб. Дело какого коммунизма отстаивать? Того, что возглавлялся чередой выживших из ума и разложившихся «вождей»? Того партийного руководства, которое окончательно забыло, что паразитирует на теле многострадального народа?