Дмитрий Дивеевский - Дровосек

Наряду с этим, подавляющая часть офицеров разведки оставалась верной своему долгу, потому что осознавала принадлежность не столько делу коммунизма, сколько – своей истерзанной стране. А у тех единиц, которые пришли в разведку исключительно ради собственного блага, что-то внутри стало подламываться.

Вместе с тем, по какому-то неведомому закону Вселенской справедливости, у советской разведки появился в ЦРУ источник, одного за другим выявлявший предателей и сообщавший о них в Москву. Он не обладал полными данными на оборотней, и в ряде случаев ему удавалось добыть лишь косвенные указания на них. Так было и с Воронником. Владимир Крючков получил из Вашингтона сведения лишь о том, что в 1985 году в американскую резидентуру добровольно обратился сотрудник ПГУ, работающий в Бонне и имеющий отношение к нелегальной разведке. Ни его установочных данных, ни прикрытия известно не было. Крючков вызвал в Москву резидента и руководителя нелегальной линии в Бонне, и они разработали план выявления предателя среди нескольких сотрудников, занимающихся этими вопросами в резидентуре.

Руководство ПГУ было весьма встревожено. Такого еще не случалось. Пока еще ЦРУ не удавалось залезть в самые сокровенные глубины ПГУ – в управление нелегальной разведки. Туда, где создается самая неуловимая и самая опасная структура, добывающая информацию в разведываемых странах. Здесь готовятся и засылаются к противнику советские разведчики, получающие новую, иностранную идентификацию.

Ценность этого источника понимало и ЦРУ. Воронник выдал тех двух нелегалов, которые были у него на связи. Но их нельзя было трогать, иначе расследование могло бросить на него тень. Главное же было не в этом. Появлялся шанс вырастить из Воронника руководящее лицо в этом управлении. И тогда могла быть решена важнейшая задача – ЦРУ стала бы известна советская нелегальная сеть в США.

Поэтому начиналась операция по продвижению Воронника наверх. Для этого уже был подобран и завербован студент из числа американцев, обучавшихся в боннском университете. Он должен был сыграть роль человека, которого «завербует» Воронник и который затем, по окончании университета, поступит в госдепартамент и станет важным источником информации. Эта вербовка, без сомнения, поднимет Воронника до неплохих позиций. Пока большего и не требуется.

ЦРУ относилось к Геннадию очень бережно и организовывало каждую встречу с ним с соблюдением всех предосторожностей. Американцам было известно, что в немецкой контрразведке имеется восточногерманская агентура, и они весьма опасались попасть в поле зрения западных немцев на встречах с Воронником. Поэтому часть встреч ЦРУ выносило в сопредельные страны, в первую очередь в Австрию, которая считалась менее опасной в данном отношении. Австрия не представляла для ГДР такого интереса, как ФРГ, а соответственно, и восточно-германская разведка не работала там столь массированно.

Вот и на сей раз, встреча была назначена в маленьком австрийском городке Гильген, неподалеку от Зальцбурга. Воронник имел аккредитацию на Австрию в силу того, что руководство АПН высоко ценило его репортерские способности и регулярно давало поручения написать корреспонденции по каким-либо событиям, в основном в граничащих с Германией областях. Поэтому проблем с выездом в эту страну у него не было. Поставив резидента в известность о том, что он выезжает в Зальцбург на освещение музыкального сезона, куда съехалась масса знаменитостей, Воронник отправился в путь. Через день он уже прогуливался с Виллисом по лесной тропе неподалеку от Гильгена, пользуясь редкой возможностью провести встречу в расслабленной обстановке. Тропа была прогулочной, на ней стояли беседки для отдыха, и в одной из них сидел сотрудник венской резидентуры Малахов с женой. Они приехали посмотреть Зальцбург и окрестности, а заодно подобрать места для будущих операций с источниками.

Малахов знал Воронника и знал установленного сотрудника ЦРУ Виллиса, работающего теперь в Вене. Увидев их гуляющими по тропе, он быстро сгреб жену в охапку, повернулся к тропе спиной и стал страстно целовать ее. Женщина сразу поняла серьезность момента и активно подключилась к инсценировке. Собеседники прошли мимо, не опознав их.

В тот же вечер в Москву пошла только лично и вне очереди шифровка заместителю начальника ПГУ с запросом о встрече Воронника с Виллисом. Получив ее, там поняли, кто же был сотрудником боннской резидентуры, завербованным американцами. В Бонн пошла шифровка резиденту с указанием организовать вывод Воронника из ФРГ. К моменту ее поступления Данила уже отправился на конспиративную квартиру, о которой Воронник сообщил американцам.

– Евгений Матвеевич, риску здесь никакого нет. Мы снимем КП, и вопрос будет закрыт. Бросать его нельзя. Если всплывет – будет громкая история.

– Не знаю, Данила, что будет громче, если ты там завалишься. Дело выглядит необычно. Нет у меня желания посылать тебя туда…

Центр потребовал телеграммой снять автоматический пост записи информации, которая шла из весьма интересного для резидентуры места.

Два года назад в посольство поступило формализованное письмо из какого-то неведомого статистического центра с просьбой заполнить прилагаемую анкету и отослать ее обратно. В письме сообщалось, что центр ведет изучение деятельности дипкорпуса в Германии, и такие анкеты разосланы по всем посольствам. При ознакомлении с формуляром стало ясно, чьи уши из-за него торчат. Посольству предлагалось рассказать, какие подразделения в нем имеются, по сколько человек работает в каждом из них, какие участки обслуживаются, как они нарезаны, за какими должностями закреплены и так далее. Самым умилительным был обратный адрес, сообщавший, что заведение находится в Кельне, а руководит им человек с английской фамилией.

Резидентура быстро проверила эту контору, состоявшую из четырех человек разного гражданства под руководством американца, и пришла к выводу, что это точка глубокого прикрытия ЦРУ. В связи с тем, что она была открыта для свободного посещения, туда сумели занести закладку с радийным микрофоном, и переговоры в помещении стали транслироваться в эфир. Источник был слабенький, центральный пост в Кельне его не принимал. Поэтому после соответствующей подготовки агент резидентуры, турок, снял неподалеку квартиру в турецком районе. В квартире было установлено принимающее устройство. Раз в неделю Данила с сотрудником оперативно-технической линии посещал квартиру. Они открывали ее своим ключом и перезаряжали устройство. Полученные пленки отправляли в Москву на обработку. Это дало довольно много интересной информации. Наиболее жгучими данными были сведения о вербовке американцами западных немцев. Это был материал, способный в нужную минуту послужить политической взрывчаткой. Однако месяц назад поступление информации прекратилось. Подождав некоторое время, резидентура проверила адрес и установила, что центр съехал в неизвестном направлении. Если бы это был обычный гражданский центр, то это не вызвало бы особых раздумий. Такие конторы возникают и исчезают довольно часто. Но почему с места снялись цэйрушники? Уж не обнаружили ли они закладку? Резидент был весьма встревожен этим фактом, но информации для каких-либо определенных выводов не хватало. Когда же из центра поступило указание демонтировать пункт съема информации, Дед задумался. Очевидно, при появлении риска оперативную технику бросали без тени сомнения. Можно было бросить и эту, аргументированно объяснив центру, почему на квартиру нельзя соваться. Но было одно обстоятельство, которое диктовало необходимость устранения улик из квартиры. В случае их обнаружения мог сгореть агент, снявший эту жилплощадь. Тем более, что агент был из состава аппарата нелегальной линии, и, по большому счету, Дед нарушил существующие правила работы, использовав его в операции для другой линии. Однако выбирать не приходилось. Этот человек был единственным, способным без навлечения подозрений снять квартиру в турецком районе и иногда появляться в ней с проститутками. О наличии радиопоста, закамуфлированного под переносную магнитолу, он не догадывался. Данила убеждал резидента, что демонтаж пройдет успешно. Он не верил, что квартира под контролем. Для этого не было никаких оснований. Причин же для исчезновения американского центра могло быть сколько угодно.