Джозефина Тэй - Дитя времени

— Что?

— Ничего. Я просто вспомнил свое первое впечатление от этого лица. Тебе оно тоже показалось лицом святого?

Марта взглянула на портрет, прислоненный к стопке книг.

— Мне не видно против света, — сказала она и взяла портрет в руки, чтобы разглядеть получше.

В этот момент Грант сообразил, что для Марты лица представляют такой же профессиональный интерес, как и для сержанта Уильямса. Изгиб бровей, очертания рта говорили ей о человеке не меньше, чем полицейскому. Собственно, она и сама создавала лица тех людей, которых изображала на сцене.

— Сестра Ингхэм считает его мрачным, сестра Дэррол — пугающим. Мой врач предполагает, что он переболел полиомиелитом. Сержант Уильямс решил, что Ричард — прирожденный судья. Старшая сестра видит в нем исстрадавшуюся душу.

Помолчав немного, Марта тихо промолвила:

— Знаешь, у него очень странное лицо. При первом взгляде оно кажется подлым, безразличным. Даже сварливым. Но если приглядеться, то все изменится. На самом деле у Ричарда спокойное лицо, неживое. Наверное, это и имел в виду Джеймс, когда говорил, что у него лицо, как у святого.

— Нет… вряд ли. Скорее, он имел в виду… совестливость.

— Что бы там ни было, лицо это весьма примечательно! Не просто скопище органов зрения, дыхания и питания. Удивительное лицо. С совсем небольшими изменениями оно могло быть лицом Лоренцо Великолепного. [7] Лоренцо Meдичи (Великолепный) (1449–1492) — итальянский поэт и меценат, правитель Флоренции с 1469 года. Способствовал развитию культуры Возрождения.

— Ты не думаешь, что это и впрямь Лоренцо, и мы все время говорим о другом человеке?

— Конечно, нет. Почему ты так решил?

— Потому что ничто в этом лице не соответствует известным фактам, а портреты случалось перепутывать и раньше.

— О да, такое бывало. Но это, несомненно, портрет Ричарда. Оригинал — во всяком случае, его считают оригиналом — висит в Виндзорском замке. Джеймс мне рассказал. Портрет был включен в опись, сделанную еще при Генрихе VIII, так что он хранится в Виндзоре уже около четырех столетий. Еще есть копии в Хэтфилде и Олбери.

— Да, это Ричард, — смирившись, вздохнул Грант. — Я просто ничего не понимаю в лицах. У тебя есть знакомые в Британском музее?

— Британском музее? — переспросила Марта, все еще увлеченная изучением портрета. — Кажется, нет; сразу вспомнить не могу. Я туда ходила смотреть на египетские украшения, когда играла Клеопатру. А что тебе там понадобилось?

— Мне нужны сведения об исторических трудах эпохи Ричарда III. Так сказать, информация из первых рук.

— А святой сэр Томас разве не подошел?

— Святой сэр Томас всего лишь старый сплетник, — проворчал Грант. Он явно невзлюбил этого уважаемого человека.

— Боже мой, а симпатичный библиотекарь так почтительно отзывался о нем!.. Житие Ричарда III от св. Томаса Мора, и все такое…

— Какое там к черту житие, — рассвирепел Грант. — Он записывал в тюдоровской Англии всякие бредни и россказни о событиях, происходивших в Англии Плантагенетов, когда ему самому было пять лет от роду.

— Всего пять лет?

— Именно.

— Вот так-так! Нельзя сказать, чтобы он был очевидцем.

— Даже ничего похожего. Если подумать, все его сведения не более надежны, чем подсказка букмекера на скачках. В любом случае он находился по другую сторону баррикад. Раз он служил Тюдорам, то не мог быть объективным по отношению к Ричарду.

— Да, да, видимо, так. Что же ты хочешь выяснить о Ричарде, если с ним не связано никаких тайн?

— Я хочу знать, какие мотивы двигали им. Эта задача посложнее тех, с которыми я сталкивался последнее время. Что изменило его чуть ли не в один день? До самой смерти брата его поведение заслуживало самой высокой оценки. Он был так предан Эдуарду.

— Думается, верховная власть всегда бывает искушением. Он оставался бы регентом до совершеннолетия сына Эдуарда. Регент Англии. Если принять во внимание все предыдущее поведение Ричарда, этот титул должен был ему вполне подходить. Казалось бы, регентство как раз то, что ему нужно: он стал опекуном как сына Эдуарда, так и всей Англии.

А вдруг мальчишка вел себя так несносно, что Ричард просто мечтал избавиться от него? Удивительно, что мы всегда думаем о жертвах как о безобидных агнцах. Вроде библейского Иосифа. Я уверена, что он был превредным юнцом и сам давно напрашивался на то, чтобы его спихнули в тот колодец. Быть может, юный Эдуард сидел и буквально умолял, чтобы с ним потихоньку разделались?

— Мальчиков было двое, — напомнил Грант.

— Да, верно. Это нельзя оправдать. Какое варварство! Бедные кудрявые ягнятки! Ой!

— К чему относится твое «ой»?

— Я кое-что придумала. «Ягнятки» мне подсказали.

— Что именно?

— Не скажу, а то вдруг не получится. Лечу.

— Подожди. Скажи, удалось уговорить Мадлен Марч написать для тебя пьесу?

— Ну, контракт еще не подписан, но она вроде бы согласна. До свидания, мой милый.

Марта вышла из палаты, чуть не столкнувшись в дверях с зардевшейся Амазонкой.

Грант и думать забыл о кудрявых ягнятках, когда на следующий вечер в палате появился именно такой кудрявый ягненок. На молодом человеке были роговые очки, которые странным образом лишь усиливали сходство с вышеупомянутым животным. Грант слегка дремал, чувствуя себя гораздо спокойнее, чем раньше; изучение истории, как отмечала старшая сестра, помогает обрести чувство реальности. Стук в дверь был слишком робок, и Грант решил, что ему почудилось — в больницах так обычно не деликатничают. Что-то заставило Гранта сказать: «Войдите», — и в проеме двери возникло нечто, настолько похожее на мартиного кудрявого ягненка, что Грант громко рассмеялся.

Молодой человек в замешательстве посмотрел на него, нервно улыбнулся, прочистил горло и начал:

— Мистер Грант? Моя фамилия Кэррэдайн, Брент Кэррэдайн. Надеюсь, я не помешал вашему отдыху?

— Нет, нет. Заходите, мистер Кэррэдайн. Рад вас видеть.

— Меня прислала Марта… то есть мисс Хэллард. Она сказала, что я могу помочь вам.

— А она не сказала, каким образом? Присаживайтесь. За дверью есть стул, тащите его сюда.

Брент Кэррэдайн был высокого роста, с мягкими белокурыми завитками, обрамляющими высокий лоб, и в великоватом твидовом пальто, по американской моде распахнутом и свисающем небрежными складками. Собственно говоря, было ясно, что и сам он американец. Молодой человек принес стул и уселся на него, запахнув пальто, как королевскую мантию, и уставился на Гранта добрыми карими глазами, излучавшими обаяние, которое не могла затушевать даже роговая оправа.

— Марта, то есть мисс Хэллард, сказала, что вам нужно кое-что разузнать.

— И вы этим собираетесь заняться?