Николас Ремин - Снег в Венеции

– С каких пор ты в Венеции? – все еще не веря своим глазам, спросил Трон.

– С год примерно, – сказал Цорци. – Я жил в Турине.

– А как палаццо Цорци? – спросил Трон и вспомнил еще кое-что. – Как библиотека твоего отца?

– После смерти моей матери ее продали. А дом должны снести. – Цорци хотел улыбнуться, но вышла нелепая гримаса.

– Это твое казино?

– Я отвечаю перед несколькими людьми, которые вложили в это заведение деньги.

– Ты легко узнал меня? – спросил Трон.

– Сразу как увидел тебя в вестибюле. Могу предположить, чем именно ты занимаешься. Когда я велел моим людям привести тебя, мне не составило труда описать твой костюм. – Цорци улыбнулся, невольно еще раз оглядев сюртук Трона.

– Я и понятия не имел, до чего у вас тут все благопристойно, – попытался оправдаться Трон.

– Ты здесь по делам службы?

– Что-то в этом роде.

Цорци передвинул несколько жетонов от одной кучки к другой.

– Если у меня верная информация, то прошлой ночью убили дядю лейтенанта Грильпарцера. На судне, на котором и у лейтенанта была каюта.

– Ты с лейтенантом знаком?

– Мы с ним договорились встретиться здесь в двенадцать. Потом он уехал, а часа два спустя опять вернулся. Он мне должен довольно значительную сумму. Следствие ведешь ты?

– Полковник Перген отстранил меня.

– Потому что подозревает Грильпарцера?

– Перген считает, что он не виноват.

– А ты?

– Надворный советник был богатым человеком, – сказал Трон. – Грильпарцер – единственный его наследник.

– И тем не менее Перген исключает его причастность к убийству?

Трон кивнул.

– Вот именно. Хотя я не понимаю, почему.

– Тогда тебя должно заинтересовать, что час назад у нас побывал Перген. Он искал Грильпарцера.

– Ты был здесь, когда он приезжал?

– Я стоял в вестибюле.

– А потом?

– Перген нашел лейтенанта, зашел вместе с ним ко мне и спросил, где бы они могли поговорить без помех. Я предложил им мой кабинет. Беседа протекала в тонах, которые дружескими не назовешь. Затем полковник в бешенстве сбежал вниз по лестнице и, еще не покинув здания, громко позвал своего гондольера.

– А Грильпарцер?

– Он вернулся к игорному столу. Ты по-прежнему собираешься поговорить с ним?

– Не знаю даже. Я уже узнал больше, чем рассчитывал.

– А о чем ты хотел спросить его?

– Я хотел посмотреть, как он отреагирует, когда услышит о смерти своего дядюшки.

Цорци о чем-то задумался, а потом сказал:

– Не думаю, чтобы это был он. Грильпарцер не из тех, кто идет на риск. Он никогда больших ставок не делает, не зарывается и выходит из игры в самый подходящий для себя момент.

– Что, тем не менее, не идет ему на пользу.

– Ты о том, что он чаще проигрывает, чем выигрывает? – Цорци рассмеялся. – Но это ж в порядке вещей. И тем не менее он проигрывает куда меньше других азартных игроков. – Цорци снова задвигал жетонами по столу. – Ты сам поигрываешь?

– Ты, наверное, можешь предположить, сколько я зарабатываю.

– Ну, а чтобы взбодрить кровь?

– Пока я этого удовольствия не испытывал.

– Ну так попробуй. Вот, возьми. – Цорци протянул ему пригоршню жетонов. – Пять белых и пять черных. Будешь уходить, обменяешь в кассе на наличные.

– А если проиграю?

– Тогда наши жетоны к нам же и вернутся.

– А если выиграю? – спросил Трон.

– Ты должен казино пять белых и пять черных жетонов, – сказал Цорци. – Сверх этого – ничего. Иди в задний салон, – добавил он, не давая Трону времени возразить, – к столу для рулетки у окна. Начнешь играть не раньше, чем придет другой крупье. И прекращай игру после трех проигрышей кряду.

– Это шутка такая?

– Мы все так делаем, Трон, – обиженно улыбнулся Цорци.

– Что значит – все? Перген тоже?

– Все без исключения. А как иначе мы могли бы тут продержаться? А? – Он пожал плечами и вздохнул. – Ну, ладно. Чем еще я могу быть тебе полезен? – Цорци снова улыбнулся, но на сей раз это была улыбка старого друга, готового при случае прийти на помощь.

Трон улыбнулся в ответ:

– Смотри в оба и не забывай обо мне.

– Ты и в самом деле думаешь, что Грильпарцер убил своего дядю?

– Я знаю только, что от этой истории дурно пахнет, Цорци.

– От убийств всегда дурно пахнет.

– Меня интересует, покрывает Перген лейтенанта или нет, – сказал Трон. – А если да, мне хотелось бы узнать, почему.

– Выходит, ты считаешь, что это – дело рук Грильпарцера.

– У него, по крайней мере, был мотив. – Трон поднялся и зевнул.

Цорци сказал:

– У нас всегда есть наготове две гондолы для высоких гостей. Одна из них в твоем полном распоряжении.

– Я могу вернуться и пешком.

– К чему эти жертвы? Я настаиваю на своем предложении.

– Ну хорошо, – согласился Трон, уступая настойчивости старого друга.

Несколько минут спустя он сидел в гостевой гондоле (она была оборудована с подчеркнутой роскошью: небольшая каюта внутри обтянута красным шелком). Теперь Трон досадовал на себя: ну почему он отказался от любезного предложения Цорци попытать счастья за одним из игорных столов? Разве ему не нужны деньги? Как бы не так! Выходит, он хотел продемонстрировать свою неподкупность? Тоже нет. Маленькими побочными делами, если они не очень сильно выходили за рамки закона, Трон не гнушался. Или он отреагировал так, чтобы дать Цорци понять, что ни в каких подачках не нуждается? Пожалуй – да или что-то в этом роде. Нелепо, конечно: ведь Цорци известно, что семья Тронов разорилась. А если он этого не знал раньше, то теперь догадался по виду его поношенного сюртука.

В комнате, где она проснулась, было абсолютно темно. Но знакомые запахи заставили вспомнить, что это спальня. Где еще так тянет сыростью от окна, от гардин? Где еще витает такой едва уловимый запах гнили, живущий в отсыревших коврах? Сырость была непобедима – даже печки, которые регулярно топили, не могли справиться с ней.

Она запретила Вастль будить ее. Да и зачем ей рано просыпаться? Дети вернулись в Вену, так что нет никого, кто дожидался бы ее за дверью спальни. Елизавете нравилось это состояние сна наяву: оно не позволяло задумываться над тем, где она находится и почему. Сегодня, проснувшись внезапно посреди ночи, она несколько минут была уверена, что находится У себя дома, возле Штарнбергского озера, и невольно прислушалась: когда же пробегут, стуча лапами, мимо двери собаки и когда она услышит дыхание – У кого ровное, а у кого прерывистое – своих братьев и сестер?

В Поссенхофене день начинается с лая собак. А здесь, в Венеции, ее будил крик чаек. Чайки просыпались в сумерках и сразу начинали крикливо препираться. Они стремительно пикировали вниз и крутили пируэты перед стрельчатыми окнами замка, задернутыми гардинами.