Светозар Чернов - Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах

— Перед судом рассказывать не надо, — оборвал Владимирова Федосеев. — А вот нам сейчас вы все это и про Рачковского, и про фельдшера-маньяка изложите.

Следующие два часа Федосеев с Селиверстовым дотошно допрашивали поляка с Артемием Ивановичем, тут же перенося на бумагу любой новый факт, который им удавалось извлечь. Фаберовский изворачивался как мог, чтобы преуменьшить их с Владимировым роль в этом деле, но затем в дело вступал Артемий Иванович, сбалтывал что-нибудь в запале и Фаберовскому под напором Федосеева и Селиверстова приходилось идти на попятный, а затем опять врать и изворачиваться, чтобы исправить нанесенный Артемием Ивановичем ущерб. Со своей стороны, Артемий Иванович непрерывно добавлял все новые и новые фамилии и неслыханные подробности. Наконец, следователи выдохлись и поляку с Владимировым было велено подписать протоколы.

— Ну что ж, очень хорошо, — потер холеные белые руки Федосеев. — Того, что вы здесь наговорили, да еще вкупе с расследованием по делу о незаконном использовании средств, отпущенных на создание швейцарской агентуры, должно хватить, чтобы стереть Рачковского в порошок. Дождемся, пока улягутся восторги в связи с процессом бомбистов, и начнем. А вы, господа, оставайтесь в Петербурге и ждите, пока нам понадобитесь. И не думайте убежать. Полковник Секеринский найдет вас даже под землей.

— Нижайше извиняюсь, — елейным голосом произнес Артемий Иванович, — но не могло бы ваше превосходительство дать нам хоть немного денег. По дороге из Якутска мы так издержались, что не только на ночлег, даже на еду средств не имеем.

— До завтра я определю вас в Официантский корпус, где вы сможете и столоваться, — улыбнулся Федосеев, — а там что-нибудь придумаем. Без денег и без ваших видов на жительство, каковые находятся сейчас у Николая Дмитриевича, вы от нас никуда не денетесь.

Объяснив, как добраться до Официантского корпуса, Федосеев приказал дежурному офицеру выпроводить посетителей вон и вскоре они уже стояли на улице.

— Курва мать! — в сердцах сказал Фаберовский. — Лепшей бы мы остались в Якутске!

— Может, драпанем? — предложил Артемий Иванович.

— На какие шиши? Мы не имеем даже документов. Полиция нас мгновенно сцапает.

Они огляделись. Справа в конце улицы виднелись ворота в парк Александрию с полосатой караулкой, от которых по направлению к ним скакал чернобородый казак в алой суконной черкеске и тяжелым смит-и-вессоном в кобуре на правом боку.

— Не вы ли, господа, будете Владимиров и Фаберовский? — осадил около них жеребца казак. — Генерал-майор свиты его величества Черевин хотел бы вас лично видеть.

Начальник царской охраны был при дворе величиной, тут и к бабке не ходи. Конечно, по просьбе Селиверстова и начальника своей канцелярии Федосеева он мог добиться их возвращения из Якутска, но зачем ему самому могли понадобиться два административных ссыльных?

— Он живет вон там, в Готическом доме на углу за Мариинской улицей. — Казак указал нагайкой на ближайший из вытянувшихся напротив парковой ограды невысоких ярко-желтых домов. — Только говорите громче, он плохо слышит.

Некоторое время казак ехал рядом с ними.

— Видали гадину белобрысую? — спросил он, показывая нагайкой в сторону окон канцелярии.

— Федосеева?

— Попугая! — Казак со злобой плюнул. — Через день в дежурство назначают, коня некогда почистить, а тут, вишь, двоих человек кажинный день наряжай ему семечки лузгать.

Все это было очень странно, но делать было нечего и Владимиров с Фаберовским покорно поплелись в указанном направлении. Войдя в дверь и скромно сев на жестком диванчике внизу, они стали ждать. Денщик, стиравший пыль с перил готической лестницы, заметил их и, оставив свое дело, поднялся наверх. Вскоре к ним спустился пожилой человек с резкими чертами лица, пышными усами по военной моде предыдущего царствования и большим носом, делающим его похожим на грача в свитском мундире.

— Так это вы? — спросил он, дыхнув на них перегаром.

— Мы, — дружно ответили Артемий Иванович и Фаберовский.

— И как вам не стыдно, господа, из дворцового управления простыни красть?

— Мы не с Дворцового управления, мы с Якутска, — сказал Артемий Иванович.

— Как?! — переспросил генерал.

— С Якутска мы, — повторил Владимиров. — Для скорейшего снятия Рачковского прибыли к вам прямо с Якутска.

— А! Мне послышалось, что из кутузки.

Когда-то этот низкорослый, тугой на ухо генерал, прозванный за глаза еще в бытность начальником Собственного Его Императорского Величества Конвоя «конвойным глухарем», слыл в свете отчаянным кутилой и помпадуром. В те времена его тараканьи усы воинственно торчали вверх, вызывая восхищение у дам, от него не разило перегаром и он мог позволить себе верхом на аргамаке из царской конюшни въехать по лестнице в покои своей очередной любовницы, невзирая на присутствие ее мужа, вызывая удивление даже у конвойных лезгин. Он был шафером на свадьбе покойного императора с княгиней Долгорукой и попечителем их детей, ему выпало быть начальником Третьего отделения и товарищем министра внутренних дел по полицейской части. После неудачного покушения на него Черевин едва не стал особым министром полиции, но тогдашний министр внутренних дел отсоветовал Александру III от такого выбора. И все-таки, оставшись просто начальником дворцовой охраны, Черевину удалось добиться самого высшего из возможных в государстве постов: он стал собутыльником царя. Теперь, вечно пьяный и больной, он уже не кутил с балеринами у Додона и Бореля, он круглый год почти безвылазно сидел в Гатчине, чтобы царю всегда было с кем выпить, если ему незаметно удастся сбежать от жены. Зато его влияние на назначение императором разных государственных чиновников трудно было переоценить, к нему обращались с просьбами и очень часто ему удавалось их выполнять. Большей частью именно благодаря его хлопотам на пост министра внутренних дел год назад был назначен Иван Николаевич Дурново.

— Так это правда, что мне Федосеев про Рачковского болтал? — спросил Черевин. — Кто бы мог подумать. Но давайте пока поднимемся ко мне.

Жилище Черевина оказалось скромной квартирой из нескольких небольших комнат. Маленькая гостиная, куда он провел их, была меблирована казенным буфетом, бюро, заставленным пустыми бутылками, среди которых приютился портрет молодой красивой женщины с подписью по-французски «Duchesse Catherine Radziwill`» [6] (франц.) княгиня Екатерина Радзивилл , и кожаным диваном с высокой готической спинкой. Пахло вином и кислой капустой.

— Дело в том, — Черевин жестом предложил своим собеседникам сесть, — что мне наплевать на Рачковского. И министра я убедил вернуть вас в Петербург не ради их планов насчет Рачковского. Вы оба мне нужны самому. Выпьете?