Саймон Моуэр - Евангелие от Иуды

В саду находятся двое. Они вышли из дальнего «строгого» сада (стоячие пруды, искусственный грот, стриженые живые ограды, цветник с дорожками между клумбами), обогнув здание сбоку, и спустились по тропинке «нижнего» сада. Женщина, похоже, наставляет своего спутника и делает это — вот удивился бы потенциальный слушатель их беседы! — на английском.

— Если будешь слишком обильно поливать растения, они запросто могут погибнуть, — говорит она.

— Если я буду слишком обильно поливать растения, они запросто могут погибнуть, — внятно произносит парень. Затем он повторяет фразу «они запросто могут погибнуть», словно пытается закрепить ее в памяти.

Фрау Хюбер умолкает и всматривается в заурядный цветок у тропинки — пунцовую фуксию, пляшущую среди теней; женщина откуда-то знает, что эта порода называется «Аделаида».

— Если честно, — признает она, — я не уверена, как правильно сказать по-английски: «могут» или «смогут».

Он, похоже, изумлен до глубины души.

— Вы не знаете? А разве правила есть?

— «А разве правил нет» , — поправляет она.

— Ну, хорошо, разве правил нет ? — Он проявляет легкое нетерпение. — Понимаете ли, правила все-таки есть . — Его смышленое лицо, иссеченное полосами тени и света, принимает торжественное выражение. Не всякий с уверенностью употребит это слово применительно к юноше, но он действительно красив. Никто бы не сомневался, как нужно сказать о нем на его родном языке: bello. Un bel uomo . [31] Bello. Un bel uomo (um.) — Красивый. Красивый мужчина.

— Да, я полагаю, что правила все-таки есть. Но английский — странный язык. Его можно назвать… — Женщина делает паузу, как будто слово, пришедшее ей на ум, может шокировать собеседника, — демократичным . Поэтому правила нарушаются, а потом люди о них забывают, или им просто наплевать…

— Мне нравится ваше определение демократии. Я его запомню. Очень похоже на Италию. Но правила все-таки есть , потому что вы говорите, что я ошибочный.

— Надо говорить, я ошибся . — Она отрывает взгляд от растения и смотрит по сторонам. — Это трудно, Чекко. Английский — инстинктивный язык. — Сама же она говорит практически безупречно. Носитель языка мог бы спросить, откуда она родом и почему она так нарочито ставит ударения на гласные и так четко артикулирует согласные, однако эти вопросы ничего бы не дали. Ключ к пониманию остался бы недоступен. Фрау Хюбер. Гретхен. Блондинка с точеной фигурой и острым умом, наделенная своеобразной красотой. Не всякий с уверенностью употребит это слово применительно к женщине, но она действительно красавица. [32] В английском оригинальное слово handsome обычно употребляется применительно к мужчинам. В родном языке сомнениям места нет: она schön . — А ты ведь не считаешь, что англичане потакают своим инстинктам, правда? Люди думают, что они консервативны и законопослушны. Но это не так. Вот в чем ошиблись немцы.

— Немцы когда-то ошибалишь?

— Тебе нужно поработать над окончаниями, Чекко. Это главная проблема всех италоговорящих. «Ошибались», а не «ошибалишь». Произноси чуть тверже. И — да, они действительно ошиблись.

— А вы?

— Я? О, я ошибалась много раз.

— Например, когда вышли замуж за герра Хюбера?

Она молчит — то ли размышляет над вопросом, то ли пытается сделать вид, что не услышала его.

— Этот цветок…

— Фуксия, — говорит он.

— По-английски нужно произносить это название как «фьюша».

— Но это же фуксия, названная по имени ботаника Фукса.

— Да, но по-английски это звучало бы весьма непристойно. [33] Созвучно английскому бранному слову fitck . Поэтому говорят «фьюша».

— Чтобы быть вежливым. Это типично для них, правда? Инстинктивная вежливость.

Она смеется.

— Мы выращиваем такие цветы у себя дома, ты об этом знал? Хобби моего отца. У нас есть целый fuchsarium . Очень известный в Моравии. — Она держит цветок в руках, повернув его, так чтобы видеть нежные участки — тычинки и внутреннюю сторону венчика. — Есть, был, кто его знает…

Она бросает цветок и уходит по тропинке в сторону усыпанной гравием прогалины, где стоит tempietto . Толчком открывает деревянную дверь. Внутри — ни души. Свет льется из подвесного фонаря на вершину купола, но его недостаточно, чтобы разогнать тени, скопившиеся на круглом полу. Он закрывает за собой дверь. Стоя внутри цилиндра, они чувствуют себя на дне пересохшего колодца, в прохладном и влажном убежище.

— У нас была хижина в зарослях рододендронов, — говорит она. — Есть . Она до сих пор там, я так думаю. Это было наше укрытие, die Bude — для нас с братом. Это было… о, это было десятком вещей: кораблем, пещерой, крепостью, домом. Я Она окидывает взглядом окружающие ее стенки цилиндра, точно подогнанные камни, бороздки на куполе, струящийся сверху свет. — Свет там был точно таким же, как здесь. Наверно, он проникал откуда-то извне, с неба… да, там было оконце в крыше… и освещение было точь-в-точь такое же.

— А ваш брат?

— Мой брат мертв. Он погиб в Ростове.

Какое-то время они стоят неподвижно, словно позволяя этому факту — факту далекой, возможно, трагической смерти, которую сложно вообразить в этом цветущем, красочном саду, где тропинки переплетаются между клумбами и воздух полон стрекотом цикад и птичьим щебетом, — разделить их.

— Зачем вы вышли замуж за герра Хюбера?

Она с удивлением смотрит на него.

— А тебе какое дело?

— Это замужество было ошибкой? — Он переходит на немецкий, и со сменой языка его интонация становится более настойчивой, как будто он теперь ощущает большую уверенность в своих высказываниях. — Он же гораздо старше вас. Гретхен, скажите. — И вдруг, совершенно неожиданно, он берет ее за руку, словно намерен вытрясти из нее правдивый ответ. — Это было ошибкой? — Она же смотрит на него с легким недоумением.

— Тебя это не касается.

А что же его касается? Где пролегают границы интимности? Он сжимает ее руку — тонкую, хрупкую кисть — и смотрит на нее как будто выжидающе.

— Пожалуйста, отпусти, — тихо просит она.

— Вы осознаете, какие чувства я испытываю к вам?

— Франческо, не говори глупостей. Пожалуйста, отпусти меня.

Он отпускает ее руку. На мгновение она замирает, глядя на него с прежним изумлением.

— Я обидел вас? — спрашивает он.

— Конечно же, нет. — Она улыбается. — Ты мне польстил. Однако ты ступил на опасную территорию.

— Минное поле?

— Как угодно. Лучше тебе подождать здесь некоторое время, — говорит она. А затем она распахнула дверь и вышла к солнечным лучам, оставив его одного в прямоугольнике света, проникавшего сквозь дверной проем. Ее шаги по тропинке быстры и легки, они сливаются с привычным утренним шумом…