Саймон Моуэр - Евангелие от Иуды

Минут через пять у бордюра остановилась машина — серебристо-серый БМВ. Магда приблизилась, склонилась кокну, перекинулась парой слов с мужчиной за рулем. Потом села внутрь, захлопнула дверцу. Машина тронулась и вскоре исчезла в потоке других машин.

Я ощущал ту самую выхолощенную, обескровленную беспомощность, которая сопровождала известие о гибели Мэделин. Куда уехала Магда? Что она делала этим унылым утром в предместье Рима, пока мимо меня бесцельно мельтешили авто, а в небе ревели самолеты? Десятки версий всплывали к поверхности моего разума, как пенка на бульоне.

Между близлежащими магазинами ютился бар — «Бар делло Спорт». Я сел за стойку, наблюдая за уличной суматохой сквозь окно и потягивая пиво. Народу внутри было много. Люди приходили туда, чтобы сыграть в лото, в лотерею, в настольный футбол или пинбол. Старики таращились на свое прошлое, а молодежь — бритоголовые парни с серьгами в ушах — обсуждала достоинства и недостатки двух городских футбольных команд, перемежая речь нецензурной бранью. Слова cazzo [136] Cazzo (вульг., um.) — хрен. и culo, [137] Culo (вульг., um.) — жопа. эти жизнерадостные латинизмы, казалось, оглашались на всю Италию. Компьютерная игра в углу рокотала и визжала, как будто там происходила настоящая гонка на мотоциклах. Я чувствовал себя изгоем, которого чистое любопытство привело на заморский берег, где он лишен каких-либо точек соприкосновения с местными жителями.

А потом — абсолютно неожиданно, — когда я смотрел в другую сторону и больше не обращал внимания на уличную суматоху, в бар вошла она.

Почему я был настолько изумлен, увидев ее? Почему я удивился, когда она появилась там, подошла к бару, а бармен улыбнулся ей и сказал: «Buongiorno, signorina» , — сказал с преувеличенной вежливостью, подразумевавшей похабный намек? Она заказала свежевыжатый апельсиновый сок, spremutadiarancia . Наверное, хотела прополоскать рот. Но после чего? Где она была? Что она делала? Десятки вопросов и сотни страшных ответов выступали на поверхности моего мозга, словно болотные пузыри. Я сидел в считанных футах от нее, пока бармен давил апельсины, а затем с сияющим видом протянул ей стакан. Сок был кроваво-красного цвета, красный, как ее губы, красный, как рана. Магда размешала в стакане полную чайную ложку сахара (как я и думал) и чуть подалась вперед, чтобы отсосать — с загадочной улыбкой — кусочки мякоти на поверхности. Потом поставила стакан на стойку и огляделась по сторонам. Ей понадобилось всего одно мгновение, чтобы осознать увиденное. Магда нахмурилась и снова пригнулась к напитку. Когда она заговорила, в голосе ее слышался нескрываемый гнев.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она по-английски. Бармен, заинтересовавшись, повернулся к нам и даже прекратил возню с кофеваркой.

— Я смотрю на тебя, — был мой идиотский ответ.

— Ты следишь за мной?!

— Вроде того.

Откинувшись на стуле и потягивая сок, Магда взвешивала полученную информацию. В отдалении пищал и повизгивал автомат для пинбола. Из соседнего зала доносились точные, аккуратные щелчки бильярдных шаров. Их геометрическая точность словно противостояла иррациональной природе мироздания.

— Ты шпионишь меня?

— За тобой. Я шпионю за тобой.

— Неважно, — раздраженно осадила меня она. — Ты делаешь это . Шпионишь.

— Похоже, что да.

Она провела кончиком языка по зубам, слизывал волоконца апельсина, затем повторила эту операцию уже ногтем.

— Зачем?

— Я боюсь за тебя.

— Боишься меня?

— За тебя. Я боюсь за тебя. Я хочу знать, что ты делаешь, куда ты ходишь. Я переживаю за твою безопасность.

Магда явно была озадачена.

— А вот я не боюсь. Это не страшно. Они меня фотографируют. Вот и все. Ты сам видел.

— Да. Но мне все равно это не нравится.

— Почему? Тебе не нравятся снимки? Они мне платят. На живописи я не зарабатываю. — Она пожала плечами, как будто говорила об очевидных вещах.

— Ты мне нравишься больше, чем твои фотографии.

Магда поджимает губы. Маленький бутончик напряжения. А может, она просто пытается устранить языком кусочки апельсиновой мякоти, застрявшие между зубами.

— Я нравлюсь тебе? — переспросила она, словно желая убедиться, что мы имеем в виду одно и то же.

— Да. — До чего же абсурдными кажутся подобные признания у стойки бара, на глазах у бармена. — Ты мне нравишься, — повторил я.

Бармен решил, что должен помочь нам.

– 'Elaikeyou , — сказал он.

— А если я оставлю тебя? — спросила Магда, проигнорировав его ремарку. — У меня есть деньги, ты же знаешь Скоро я смогу купить билет в Америку.

В ее словах мне послышался — всего на миг — панический страх.

— Я буду очень несчастен, если ты меня оставишь.

— Что значит — «оставишь»? — удивился бармен. — Оставить на чай, да? Эта девушка всегда оставляет на чай!

Она повернулась к нему и рявкнула: «Stazitto, stronzo». [138] Sta zitto, stronzo (um.) — Заткнись, козел. Бармен развел руками и снова принялся расставлять чашки на кофейном автомате.

— Тогда я не буду никуда уезжать, — сказала Магда мне и рассмеялась, давая понять, что это была шутка, глупая детская шуточка. — Мы похожи на настоящую пару, — решила она. Какое-то время мы сидели молча, сплоченные этой шуткой и этим неуклюжим признанием. А потом она впервые рассказала мне о чем-то важном, о чем-то за пределами будничной болтовни, повседневного пустословия: она рассказала мне о своем муже. До этого момента я не осознавал, что такой человек в ее жизни в принципе мог существовать. Не подозревал, что Магда Новотна когда-то состояла в союзе, считавшемся браком в народной республике. Возможно, она ощутила, что мы преодолели некий барьер, барьер близости, интимности, и теперь она должна поведать мне о своем прошлом — хотя бы малую часть. Сидя в этом «Баре делло Спорт», где бармен все норовил подслушать нашу беседу, Магда рассказала мне о своем муже.

— Иржи, — произнесла она. Непривычный звук, эксплетивный. Она пожала плечами. — Мы прожили три года. Возможно, счастливо. А еще, — добавила она, — у меня была девочка.

— Девочка ?

В еe беззащитной улыбке смешались горечь и дерзость.

— Милада. Так ее звали. Милада. Мы назвали ее в честь героини Милады Хораковой. [139] Милада Хоракова — лидер чешских социал-демократов, в 1950 г приговоренная к смертной казни. (Примеч. ред.) Я никому об этом не говорила. Что-то новенькое — Магда в роли матери.

— Где она? — спросил я. Я представлял себе удочерение или интернат.

— Умерла, — ровным голосом произнесла Магда. Она присовокупила еще несколько слов, какой-то набор звенящих славянских согласных. — Zanyet , — сказала она. Так мне показалось. Zanyet . И обхватила голову руками.