Мэтью Перл - Тень Эдгара По

Он тщательно обдумал предположение о собственной легковерности.

— Зачем тратить типографскую краску на заведомо лживые сообщения? Видите ли, я не желаю уподобляться иудеям, которые, отнюдь не считая любой Новый Завет лучше Ветхого, по-фарисейски испытывают ложных мессий [13] Имеется в виду стих из Евангелия от Луки (Лк. 17:20–21): «Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом. И не скажут: Вот, оно здесь, или: вон, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть». .

В крайнем волнении покинул я читальный зал и до вечера уже не возвращался. Я подозревал, что желание этого субъекта насмехаться скоро иссякло. Действительно, он пропал на несколько дней, но потом вдруг снова появился в читальном зале, да не один, а с новой привычкой: цитировать стихи Эдгара По, когда какое-нибудь внешнее обстоятельство вызывало их в памяти. Например, когда однажды за окном раздался похоронный звон, он вскочил и продекламировал:

Обычно он сидел, обложившись газетами, отвлекаясь лишь за тем, чтобы трубно высморкаться в носовой платок (свой собственный или позаимствованный у незадачливого владельца — неизвестно). Я же проникся дружелюбием ко всем завсегдатаям читального зала исключительно по той причине, что больше ни один из них не являлся спесивцем с кустистыми бровями и вечным насморком.

— Сэр, не знаете, почему этот человек так озаботился газетными заметками об Эдгаре По? — спросил я, приблизившись к библиотекарскому бюро.

— Какой человек, мистер Кларк?

Я с удивлением воззрился на добряка библиотекаря:

— Как какой? Да тот самый, что приходит почти каждый день…

— Я думал, вы имеете в виду джентльмена, который передал мне статьи о По — те, что я перенаправил вам, — отвечал библиотекарь. — Правда, это было довольно давно.

Я резко остановился, ибо вспомнил о подборке статей, принесенных мне на дом незадолго до отъезда в Париж; о той самой подборке, где мне впервые попалось упоминание о прототипе Дюпена.

— Вы перенаправили? А разве вы не сами их собрали?

— Нет, мистер Кларк.

— Кто же дал их вам?

— С тех пор, наверное, уже года два минуло, — раздумчиво начал библиотекарь. — Ах, что за память у меня! Никуда не годится! — И он рассмеялся.

— Прошу вас, постарайтесь припомнить. Это очень важно.

Библиотекарь пообещал сообщить, как только «найдет сведения в картотеке своей памяти». Впрочем, я уже догадывался: подборку статей подсунул ему некто, интересовавшийся Эдгаром По еще до того, как с подачи Барона началась шумиха вокруг имени великого поэта; прежде чем появились субъекты вроде вульгарного книгочея, который расселся напротив меня, будто пресловутый Ворон, посланный беспрестанно терзать мою душу. Дюпон посоветовал игнорировать этого человека. Теперь, после столкновения с Бонжур, Дюпон сказал, что Барон уж наверняка устроит за мной слежку (совсем как в Париже), чтобы выяснить направленность моих занятий. Лучше всего будет мне делать вид, что этого спесивца вовсе нет, причем не только в читальном зале, но и в природе.

— Знаете что? Скоро очень многое выяснится! — С такими словами однажды утром обратился спесивец ко всем присутствующим в читальном зале.

Несмотря на усилия внять совету Дюпона, я поймал себя на ответной реплике:

— Сэр, что вы имеете в виду?

Спесивец прищурился, будто видел меня впервые.

— Я просто прочел вслух фразу из статьи, сударь, — пояснил он, водя пальцем по строчкам. — А, вот она. Сливки общества укрепились во мнении, что «настоящий Дюпен» прибыл в Балтимор и скоро выяснит причины смерти Эдгара По. Да вы сами прочтите.

Действительно, так было напечатано в газете.

— Редактор узнал об этом из первых рук. Огюст Дюпен был… — продолжал поклонник По, но вдруг прервался, как всегда, чтобы высморкаться. — Огюст Дюпен, герой рассказов По, неизменно добивался успехов в расследовании преступлений. Он — гений среди сыщиков, как вам, вероятно, известно. Ему удалось раскрыть несколько крайне запутанных дел. Там, где он, лжи и заблуждению не остается ни малейшего шанса.

Я хотел пересказать разговор Дюпону, главным образом для того, чтобы отвести душу, но Дюпона не обнаружилось в библиотеке «Глен-Элизы», в его излюбленном кресле. Газеты были, как обычно, разбросаны по бюро и столу — значит, по крайней мере утро Дюпон посвятил анализу.

— Мосье Дюпон!

Увы, голос бесполезным эхом возвращался ко мне, побродив по просторным холлам, оттолкнувшись от каждой ступени. Я расспросил горничных — ни одна не видела нынче Дюпона. Тогда, охваченный дурным предчувствием, я закричал так, что меня было слышно на улице. Возможно, Дюпон просто устал от газет и вышел развеяться. Возможно, он где-то рядом.

Никаких следов великого аналитика не обнаружилось ни возле дома, ни в ближайшей аллее. Я выбежал на улицу и нанял экипаж.

— Мой друг куда-то запропал, — сообщил я кучеру. — Давайте проедемся по кварталу, только на хорошей скорости.

Дюпон с самого прибытия в Балтимор не покидал «Глен-Элизу»; теперь он вышел. Неужели напал на след?

Мы проехали по улицам, прилегающим к колонне Вашингтона, осмотрели Лексингтонский рынок и людные переулки, ведущие к порту, а также сам порт. Добродушный кучер несколько раз пытался завязать беседу; это удалось, когда мы поравнялись с больницей при колледже Вашингтона.

— А вы знаете, ваша честь, что здесь умер Эдгар По? — Кучер едва не вывернул шею, чтобы я услышал его в грохоте колес.

— Остановитесь! — крикнул я.

Он повиновался, довольный, что привлек мое внимание. Я забрался к нему на козлы.

— Так что вы говорили об этой больнице?

— Я просто показывал вам памятные места нашего города. Вы ведь не местный? Давайте-ка я отвезу вас в отличный ресторан, чем по улицам круги наматывать. Желаете, ваша честь?

— Откуда вам известно про Эдгара По? В газете прочли?

— Нет, клиент рассказал.

— Что конкретно он говорил?

— Что По — самый великий поэт в Америке, а вот поди ж ты — перед смертью валялся в забегаловке прямо на грязном полу. Отчего помер — Бог весть; может, и без криминалу не обошлось. Про то газеты писали. Да, словоохотливый был джентльмен, не всякий день такие-то клиенты попадаются — из иного слова не вытянешь.

Увы, наружность словоохотливого джентльмена не запечатлелась в памяти кучера, даром что он явно ностальгировал по бывшему клиенту, столь выгодно отличавшемуся от клиента нынешнего.

— Три дня назад я его вез, сэр. У него был ужасный насморк.