Йен ПИРС - Рука Джотто

– Догадываюсь. Тебе нужна работа?

– О нет, – сказал он. Вопрос в лоб слегка покоробил его.

– Это хорошо, у нас нет вакансий.

– Я пришел задать тебе пару вопросов об одном из ваших клиентов.

Люси предупреждающе выгнула бровь, и в ее взгляде Аргайл ясно прочитал: «Это конфиденциальная информация, мы никогда не разглашаем сведения о клиентах».

– Это бывший клиент. Человек по имени Джеффри Форстер. Он уже умер, так что тебе нечего опасаться.

– Умер?

– Упал с лестницы.

Она пожала плечами:

– Ну тогда ладно. Я смутно припоминаю его имя.

– Насколько я знаю, он продавал и покупал у вас картины?

– Думаю, да, но точно не помню. А зачем это тебе?

– Дело в картинах. – Аргайл подошел к опасной теме и начинал нервничать. – Нужно выяснить кое-какие детали.

Люси терпеливо смотрела на него.

– Непонятно, откуда появились эти картины. А хотелось бы знать.

– Кому хотелось бы знать?

Аргайл кашлянул.

– Ну, в общем, полиции. Видишь ли, какое дело – возможно, эти картины не принадлежали ему.

Женщина слегка насторожилась и Аргайл понял, что пора рассказать всю правду. Насколько он помнил, Люси терпеть не могла лжи и недомолвок. С ней лучше всего работал принцип: откровенность за откровенность. Вот и сейчас: чем больше он рассказывал о Форстере, тем больше она расслаблялась. Под конец ей стало даже интересно.

– Ты говоришь: он в основном похищал итальянские полотна? Я правильно тебя поняла?

– В основном да. Его интересовали пятнадцатый и шестнадцатый века.

Люси покачала головой:

– Я занимаюсь только датскими и английскими художниками, к итальянским меня не подпускают. С ними работает Алекс.

– Кто такой Алекс?

– Босс. Он считает себя великим экспертом. Мы с ним на ножах. Он спит и видит, как бы избавиться от меня. Итальянское искусство – моя главная специализация, но он устраивает жуткий скандал, стоит мне хотя бы взглянуть на какую-нибудь из его картин. Он убежден, что никто, кроме него, не разбирается в итальянской живописи. Это его империя. По-моему, он просто боится, что кто-нибудь выявит его некомпетентность.

– Значит, если Форстер пытался пропихнуть свои итальянские сокровища через ваш аукцион…

– Алекс наверняка брал их. Надо же, как интересно, – сказала она и немного помолчала. – Если выяснится, что они были подделкой, и возникнет вопрос, почему мы их пропустили… Хм…

Наступила еще одна долгая пауза, во время которой Люси размышляла, а Аргайл думал о том, как плохо влияют на характер разногласия с начальством.

– Хорошо, – сказала она, выходя из задумчивости, – что конкретно тебе нужно от меня?

– Это зависит от того, чем ты готова помочь.

– Мы придерживаемся политики тесного сотрудничества с полицией, чтобы сделать рынок произведений искусства более чистым, – отбарабанила Люси заученную фразу.

– Вы в самом деле помогаете полиции?

– Нет. Но когда-то же надо начинать. Итак, чего ты хочешь?

– Мне нужен список всех вещей, проданных Форстером через ваш дом. И, пожалуй, купленных тоже. Еще меня интересует, не ваши ли оценщики производили опись имущества в Уэллер-Хаусе.

– Посмертную?

Аргайл кивнул:

– Я знаю, что Форстер приглашал профессиональных экспертов для проведения инвентаризации, и мне вдруг пришло в голову, что он мог сделать это через вас. Вы оказываете подобные услуги?

Она хмыкнула:

– Еще бы, это дает нам преимущество перед другими домами, когда клиент принимает решение продать свои сокровища. Во всяком случае, это я смогу для тебя узнать. А вот что касается дел самого Форстера, то с этим сложнее. Все бумаги хранятся в кабинете Алекса, и мне не хотелось бы его беспокоить. Надеюсь, ты поймешь меня.

– Конечно.

– Подожди, я сейчас вернусь.

Люси скрылась в соседнем помещении, предварительно убедившись, что там никого нет. Аргайл слышал, как она выдвигала и задвигала ящики шкафов, потом раздался гул копировальной машины. Наконец Люси появилась с несколькими листками бумаги в руках.

– Я скопировала акт инвентаризации. Мы действительно проводили ее в январе. Я скопировала только картины, на мебель у меня ушел бы весь день.

– Отлично.

Люси вручила ему листки.

– Довольно пестрая коллекция, – сказала она. – Мы, конечно, не самый крупный торговый дом, однако тоже имеем дело с вещами первого сорта. На девяносто девять процентов.

– И сколько картин было в этой коллекции?

– Так, подожди. – Она быстро сосчитала. – Семьдесят две картины, остальное – рисунки. А что такое? Ты, я вижу, разочарован.

– Их больше, чем я ожидал.

– Да? Ну, не знаю. Ничего выдающегося в коллекции нет, в основном семейные портреты. Один предположительно кисти Неллера, но никаких подтверждений тому нет. Зато кто-то оставил записку, в которой утверждает, что если это – Неллер, то он – папа римский. Все остальное вообще не представляет интереса.

Аргайл кивнул.

– Я отнял у тебя много времени. Пожалуй, мне нужно идти.

– Иди, но сначала обещай, что будешь информировать меня обо всем, что имеет отношение к нашему дому.

Аргайл согласился.

– И пустишь меня к себе пожить – в сентябре я собираюсь на недельку в Рим.

Аргайл согласился.

– И будешь продавать картины только через наш дом.

Он согласился и на это.

– И до отъезда в Италию пригласишь меня поужинать.

И на это тоже. Покидая ее кабинет, он подумал, что счет за ужин нужно будет переслать Боттандо.

Он вернулся в галерею Бирнеса на полчаса позже Флавии, и уже оттуда они вместе двинулись в путь через центральную часть Лондона к вокзалу. Ливерпуль-стрит в половине шестого вечера можно рекомендовать только физически крепким людям со стальными нервами. Флавии показалось, что она попала в ад. Современный, отремонтированный, но, без сомнения, – ад. Косметический ремонт здания нисколько не отразился на абсолютно сумбурной системе движения транспорта.

– Боже милостивый, – простонала Флавия, протискиваясь вслед за Аргайлом к платформе с флажком «5.15 – Норвич». Была уже половина шестого, но поезд почему-то еще не ушел.

Она в немом изумлении взирала на вереницу старинных вагонов с облупившейся краской, наполовину оторванными дверями и с почерневшими от грязи окнами. Не веря своим глазам, Флавия покачала головой и попыталась заглянуть в вагон сквозь мутное грязное стекло. На каждый квадратный миллиметр вагона приходилось по человеку, при этом все они как-то умудрялись читать газеты и делать вид, что передвигаться таким диким способом – совершенно естественно для цивилизованного человека.

– Это и есть экспресс, о котором ты говорил? – спросила Флавия, оборачиваясь к Аргайлу.

Он смущенно кашлянул. Очень трудно отрицать очевидное, даже если ты истинный патриот своей страны.