Александр Овчаренко - Клуб избранных

Его учили прыгать с парашютом, и Пахом уверенно, без страха выпрыгнул из брюха самолёта навстречу прекрасной и одновременно пугающей, стремительно приближающейся земле. Страх пришёл позже, когда Пахом в поле собирал парашют и с удивлением поглядывал в голубую высь.

После первого прыжка Пахом уяснил простую, но очень важную истину: надо твёрдо верить в себя и в успех предприятия, даже если это прыжок через пропасть.

Но самое главное – в армии Пахом получил первый и бесценный опыт работы с людьми, или, как любил говорить ротный «с лишним составом». Со временем Пахом открыл в себе редкую способность разбираться в людях, какими бы словами и поступками они ни прикрывались. Казалось бы, человек исполнительный, аккуратный, с начальством вежлив, с сослуживцами свой «в доску», но нет у Пахома доверия к нему. «Душонка у него мелкая и гнилая!» – говорит про него Пахом. Проходит время – и солдат оказывается в санчасти! Вот только у бойца не ангина и не простуда, а множественные ушибы и перелом челюсти, которые он получил от сослуживцев, взамен украденных у них ночью денег.

Но хорошо и гладко в жизни не бывает, и если жизнь что-то даёт человеку, то требует от него что-то взамен. Так в характере Пахома появилась нехорошая черта: стал он злопамятен и нетерпим к тем, кто становился у него на пути. Однажды, после отбоя, Пахом вызвал в каптёрку, где с друзьями-сержантами баловался чифирём, недавно прибывшего в «учебку» курсанта. Курсант был на голову выше Пахома, и по весовой категории значительно его превосходил. В нарушителях курсант не числился, но делал всё нехотя, приказания Пахома воспринимал с ухмылочкой, и поглядывал на последнего свысока. Когда курсант зашёл в каптёрку, там сразу стало тесно. Из одежды на нём были синие до колен трусы и кирзовые сапоги с короткими голенищами. Пахом, не торопясь, поставил кружку с чифирём на край тумбочки и подошёл к курсанту.

– Я вызвал вас, товарищ курсант, чтобы обратить Ваше внимание на физическую подготовку, – спокойно произнёс Пахом, подражая командиру взвода.

– Обращайте! – ухмыльнулся курсант.

– Обращаю! – в тон ему ответил Пахом и молниеносно провёл классическую «двойку»: удар левой в солнечное сплетение и второй, не менее сильный удар правой по корпусу. Курсант на мгновение завис всей тушей над Пахомом, после чего рухнул на свежевымытый пол каптёрки.

– Больно? – участливо спросил Пахом, склонившись над поверженным насмешником и не дожидаясь ответа, нанёс третий удар костяшками пальцев точно в переносицу. От такого удара у курсанта мгновенно «заплыли» оба глаза и под глазами образовались два симметричных кровоподтёка цвета ночной фиалки.

– Учитывая Ваше нынешнее физическое состояние, – как ни в чём не бывало, продолжил Пахом, потирая костяшки пальцев, – я Вам настоятельно советую, начиная с завтрашнего дня, в течение месяца, после отбоя делать по десять подходов к турнику для отработки упражнения «подтягивание». Десять подходов по десять подтягиваний каждый. А теперь можете идти.

Когда курсант выполз из каптёрки, Юрка Поляков, земляк Пахома, помедлив, спросил:

– Ты, это… ты, Пахом, не сильно того…? Палку не перегнул?

– Нет, не сильно, но могу сильнее, – спокойно ответил Пахом, допивая остывший чифирь. И все поняли: этот сможет, этому поперёк дороги не становись!

С Харьковским Пахом встретился в «лихие девяностые», когда Пахома попёрли из милиции, где он после армии работал опером. Во время одного из дежурств Пахом взял «братка» прямо над тёплым трупом собутыльника, которого «братан» во время пьяной ссоры замочил из китайского «ТТ». Погибший был осведомителем Пахома, и по оперативным документам проходил под кличкой «Сивый». За секунду до того, как на запястьях убийцы защёлкнулись «браслеты», последний успел сбросить ствол. Пистолет долго искали, но не нашли. Тогда Пахом привёл «братка» к себе в кабинет и приступил к задушевной беседе, во время которой последний не оценил благородных порывов опера, повёл себя безрассудно, чем наплевал в пахомовскую душу. Зря он это сделал. Пахом этого не любил. Не любил и не прощал!

После скоротечного, но безрезультатного допроса «братка» отвезли в реанимацию, где врачи долго боролись за его никчёмную жизнь. Бандит выжил, но Пахому руководство предложило уволиться «по-тихому», не дожидаясь результатов служебного расследования. Пахом сдал в дежурку табельный «Макаров» и подал по команде рапорт об увольнении.

Выйдя из стен родной «ментовки» на широкие ростовские улицы, Пахом призадумался. Гражданской специальности у него не было, да и не лежала душа у него к спокойной жизни. Оглядевшись, Пахом с удивлением обнаружил, что на фасадах немногочисленных ростовских предприятий, выживших после «перестройки», кумачовые транспаранты с надписью «Мы ждём тебя, Пахом!» почему-то отсутствовали. Тогда Пахом зашёл в первый попавшийся на его пути банк. Это был «Ростсельхозбанк» – первый банк, созданный в ту лихую годину Харьковским. Банку требовались охранники. Послужной список Пахома начальнику охраны банка понравился, и он повёл кандидата на беседу к шефу.

– За что из милиции уволили? – напрямую спросил Харьковский, изучив пахомовские документы.

– Да так, за мелочёвку. Одному господину в рыло дал! – честно признался бывший мент.

– Лихо! – подытожил Харьковский. – Ну, а если я тебя на работу возьму, ты и мне по физиономии настучишь?

– Будет за что, настучу, – ответил Пахом, глядя в голубые глаза работодателя.

В других учреждениях после такого ответа приём на работу был бы закончен, и дюжие охранники вывели бы Пахома под белые рученьки за ворота банка, но, к счастью грубияна, это был банк Харьковского, а Харьковский любил неординарных людей. Позже Захар Маркович не раз хвалил себя за то, что взял Пахомова к себе в банк. Как оказалось, Пахом был незаменим для выполнения «особых» поручений и разрешения всякого рода «щекотливых ситуаций».

Карикатурный облик Пахома зачастую играл ему на руку. Мало кто воспринимал низкорослого кривоногого мужичка с лысой головой всерьёз. Из армейского опыта Пахом знал, что недооценка противника ведёт к поражению. Под маской простачка-недомерка скрывался умный и хитрый противник. В драке Пахом был беспощаден. Он не страдал излишним благородством и редко оставлял противнику шанс на отступление. Те, кто этого не знали, платили кровью. Своей кровью.

Однажды «залётные» [14]москвичи решили «пощипать» Харьковского и, как водится, наехали на банк по всем писаным и не писаным правилам. Чтобы клиент был сговорчивее, москвичи провели акцию устрашения: сожгли гараж вместе с «Мерседесом» Харьковского, и поздно ночью, когда в банке не было никого, кроме охраны, пальнули из гранатомёта в окно его кабинета. Из персонала никто не пострадал, но материальный ущерб был значительным.