Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

— Ну, едут? Небось на голове завивку делают, а тута народ перемогается. Священник отец Борис и хор заждались. Эй, Гордей, сгоняй-ка быстро к Серовым, что-то задерживают. Скажи, что все истомились.

Гордей сел на пролетку и укатил. Вскоре он вернулся сконфуженный:

— Дело такое, что... невеста, видать, сбежала. Вместе с инженером Тихоновым. Их вместе не видно. Весь дом спозаранок, сказывают, обыскали.

— Ну, папаша, вы мне особенное удовольствие предоставили, — обиделся Прокофий. — Срам-то какой! Из-под венца побег устроила...

Григорий Данилович, налившись кровью, плюнул с досады:

— Тьфу! Ну и оказия. А ты, сыночек, помолчал бы. От хорошего кавалера ни одна дура не сбежит. Я ведь знаю, какие ты каранболи на Москве откалывал, мальчишник, вишь, справлял. Придем домой, я тебе порты спущу, по заднице побеспокою. Ох, Господи, оконфузили мои седины!

Гости потихоньку расходились, а Григорий Данилович сказал сыну:

— Поехали, Прокоша, к невесте в дом, выясним, что стряслось.

— Нет уж, увольте! — дерзко заявил тот. — У меня все чувства оскорблены, я ихний порог отныне не переступлю. Потому как обидно.

Григорий Данилович вздохнул и отправился один.

В доме Серовых была суматоха. Прислуга, гости, родственники высказывали самые различные предположения, и постоянно посылали слуг:

— На дорогу посмотри, не идет ли? Что ж это она, Лукерья, так всех оконфузила.

Василий Трифонович и супруга его Прасковья Власьевна, одетая в праздничное цветастое платье и в белом платочке на голове, лили слезы. Кто-то из соседей рассказывал, что ночью будто видел, как инженер и Лукерья, взявшись за руки, шли к Москве-реке.

И впрямь, официант Влас, вместе с другими ходивший отыскивать беглянку, торжественно внес в гостиную ее светлый шелковый платок с красными цветами:

— Нашел возле причала, на земле валялся. И лодка наша пропала. Видать, поплыли на ней на другой берег. Теперь их в городе искать надо.

Григорий Данилович укоризненно покачал седой головой:

— Не ожидал я такого безобразия! Извиняйте, что побеспокоил вас. Поищем невесту в другом месте, где их крепко соблюдают.

...В тот же день дали знать в полицейский участок. Надзиратель сыскной полиции Анатолий Мишин, серьезный, крепкий в плечах человек, долго расспрашивал домочадцев невесты. Справился он и про инженера Тихонова, где и какие родственники у него живут. Направил по адресам агентов. Осмотрел местность. На другой день к полудню нашли лодку Серовых — вниз по течению чуть не до храма во имя Христа Спасителя дошла.

Три или четыре дня бился надзиратель Мишин — на след беглецов напасть не удалось. Тогда дали газетные объявления: “Всякого, кто имеет сведения о таких-то, просят сообщить за приличное вознаграждение”. Откликов не было.

— Воспитывать надо было строже! — так говорили на селе.

И вот тогда-то Василий Трифонович, наслышавшийся про знаменитого сыщика Соколова, наведался к нему: “Помогите!”

В тот же вечер Соколов прибыл в село. При нем находился Жеребцов. Они поселились в доме старосты. И негласно сюда же приехали под видом дачников отец и сын Гусаковы — надежная помощь сыщику.

Не успел Соколов с дороги поужинать, как его на крыльце старостиного дома уже ждала толпа. Каждый хотел помочь в розысках, давал советы и противоречивые показания. Кабатчик клялся, что видел, как инженер с Лушей умчались на тройке, жена конторщика горячо утверждала, что в ту злополучную ночь кто-то кричал на реке: “Помогите!”

Надзиратель Мишин, скучавший на скамейке в углу под портретом генерала Скобелева, наконец не выдержал, встал и грозно крикнул:

— Все, хватит! Приходите завтра, — и принялся провожать из избы глухо ворчавших сельчан. Потом он полез в старый портфель, стоявший возле скамейки, и протянул Соколову тоненькую папку:

— Вот дело об исчезновении Лукерьи Серовой и инженера Тихонова. Мы провели обыск в квартире инженера. Он человек денежный, всегда, по утверждению его хозяйки, хранил наличность в значительных суммах, но мы не нашли ни копейки. Обнаружили список облигаций Кредитного общества и акций ВолжскоКамского банка — всего на семьдесят три тысячи. Но самих бумаг нет. Ясно, что, решив бежать с Лукерьей, он основательно к этому подготовился, забрал все ценное.

— Но почему инженер не просил руки Луши, если у них чувства взаимные?

— Боялся отказа. Вот, посмотрите, Аполлинарий

Николаевич, протоколы допросов. Четыре свидетеля утверждают, что инженер публично заявлял: “Этой свадьбе не бывать! Оболтус Прокошка не чета Лукерье Васильевне!” Пройдет месяц-другой, беглецы сами объявятся, в ноги родителям Лукерьи упадут: “Простите, что убегом венчались!” Уж сколько раз такое бывало.

— Посмотрим! — коротко сказал Соколов. — Я сейчас навещу Серовых.

Не прошло и часа, как он вернулся. Тяжело вздохнув, сказал:

— Много я горя видел, служба такая! Но столь жуткой безысходности, такого отчаяния, когда и плакать нет возможности, — никогда! Отец и мать Луши уверены, что дочь не сбежала. С ней что-то худшее... Разве могла Луша покинуть дом в одном легком платье, вовсе не годном для дальнего путешествия?

Мишин горячо заспорил:

— Это ничего не доказывает! Инженер накинул на нее свою шинель — вот и тепло! А в магазинах купили все, что необходимо. Из дома вынести узел — большая опасность. Так?

Соколов спорить не стал. Он устало произнес:

— Скоро час ночи. Пора спать.

Ранним утром, когда лишь богомолки тихо тащились в церковь и небо не успело очиститься от ночной мути, Соколов, Мишин и Жеребцов вышли на улицу:

— Подышать деревенским воздухом!

Их обогнала богатая рессорная коляска, запряженная парой. Коляска остановилась возле дома Муратовых. Из нее грузно вылез Прокофий в изящном пальто заграничного покроя. Его бережно под локоть поддерживал счетовод Гордей. Они скрылись за высокой оградой.

Мишин сочувственно произнес:

— С горя пьет! Еще бы, такой невесты лишился. А Гордей возле хороводится.

Задами вышли к Москве-реке. Тихо в невесомом белесом тумане струились свинцово-тяжелые воды. Сладковато пахло прелой зеленью. Осмотрели пустынный берег. Дойдя до участка Серовых, прошли в узкую калитку, начали подниматься вверх, в гору. Стая ворон с резким нагловатым карканьем кружилась возле громадного тысячелетнего дуба.

Соколов задумчиво наблюдал эту картину:

— Эти птахи словно на пир слетелись. Чем они лакомятся?

Подошли ближе. Жеребцов пальнул из нагана. Со злобным карканьем воронье отлетело несколько прочь, разметавшись грязными пятнами на ветвях ближайших деревьев и на земле. Некоторые успели где-то урвать куски кровавого мяса и лакомились им.