Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

— Вы просили содержание на четыреста восемьдесят околоточных надзирателей и на три тысячи четыреста шесть городовых? Просили! И мы назначили на их жалованье и на наем квартир без малого полтора миллиона рублей. Начальник вашей сыскной полиции, — Лыкошин бросил взгляд на Кошко, — получает чуть меньше, чем вице-директор Департамента российской полиции — четыре тысячи годового содержания. Большие суммы отпущены на все полицейские службы — от участкового управления — а в нем двести сорок служащих! — до адресного стола и архива. Всего на денежном довольствии состоит пять тысяч три полицейских! Я не ошибся? А еще армия секретных сотрудников, платных агентов! Так что, господа, не будем жаловаться на тяжелую жизнь. Будем дело делать.

Лыкошин выпил зельтерской, платком вытер со лба пот и взглянул, на полицмейстера Яфимовича:

— Владимир Михайлович, доложите, какие меры вы принимаете для наведения в городе порядка?

Поправив генерал-майорский мундир, устало глядя сквозь седые лохматые брови, нависшие над глазницами, Яфимович долго и обстоятельно докладывал о деятельности “Комиссии по выработке мер охраны во время пребывания в Москве Государя”

— Впрочем, — добавил Яфимович, — у господина Доброво я вижу сейчас в руках перечень мер, который мы составляли при участии всех заинтересованных служб. Огласите, пожалуйста, Михаил Сергеевич!

Доброво, весь лощеный, дородный, вечно жизнерадостный и остроумный, бодро стал докладывать — почти на память, лишь изредка заглядывая в свои бумаги:

— Уже теперь установлено усиленное наблюдение за деятельностью существующих в Москве преступных политических партий и организаций, в особенности партии социал-революционеров и других с террористическим направлением. Ликвидация таковых должна быть подготовлена до приезда Государя — в течение ближайших трех недель. Далее: усилено выяснение неблагонадежного элемента, находящегося в столице.

Лыкошин выразительно поднял палец:

— Это в первую очередь! И что делается с этой целью?

— Целая система мер! — резво откликнулся Доброво. -— На каждом из вокзалов учреждено непрерывное дежурство полицейских надзирателей и филеров. Причем подобраны самые опытные и осведомленные люди, имеющие опыт политического сыска. Все они не только знают в лицо возможно широкий круг революционных преступников, проходивших по наблюдению, но и способны распознавать революционера на основании специфических особенностей последнего, его поведения.

— Тут, безусловно, следует обратить особое внимание на приезжих инородцев, — заметил Джунковский.

— Да, конечно! Полицейские надзиратели обязаны следить за всем, что делается в общих залах вокзала, буфете, парикмахерских и уборных. Ведь именно тут — мы это знаем по прошлому опыту! — подрывные элементы устраивают конспиративные свидания, переодеваются, приклеивают бороды.

Лыкошин вновь помахал пальцем:

— Не упустите из виду багажные отделения! Именно сюда порой сдают на хранение оружие и динамит. Весной этого года в Петербурге на Финляндском вокзале багажный кондуктор обратил внимание на небольшой чемоданчик, который сдавал какой-то молодой еврей. Чемоданчик был неподъемным. Чемоданчик вскрыли: в нем, как вы, коллеги, догадались, находился динамит! Установили наблюдение, но загодя динамит заменили кусками простого мыла. Еврейчик по фамилии Лакшин через день вернулся, взял чемоданчик. Его проследили. И что же? Лакшин привел филеров на Гончарную. Сделали обыск, обнаружили целый арсенал взрывчатки и оружия. Более того, тут же находилась известная психопатка Блажнова. Вот что такое сугубое внимание! Правда, Блажнова бежала из клиники судебной психиатрии Сербского. Есть агентурные сведения, что она сейчас в Москве — готовит теракт на Государя. Учтите это!

Тут дружно начали вспоминать разные любопытные случаи охоты на политических преступников. Совещание уже шло четвертый час.

Наконец Джунковский подвел итоги разговоров, поблагодарил Лыкошина и добавил:

— Слава Богу, у нас не какая-нибудь захолустная Швейцария! Наше Отечество порядком держится! Не только на вокзалах, но и в меблированных комнатах, в гостиницах, в каждом частном доме мы установили строгое наблюдение. Ни дня без прописки! Первые наши помощники — дворники, лакеи, гардеробщики. Беспаспортных, нарушителей правил прописки и всех бездельников, болтающихся в столице, — в арестантские вагоны и вон из Москвы, до самой Сибири, — и обратился к Доброво: — Михаил Сергеевич, ты что-то добавить желаешь?

— Мы, государственные чиновники, — сказал Доброво, и на его лице появилась озабоченность, — являемся лакомой приманкой для террористов. Ведь каждый из нас, по сути дела, полностью незащищен. Всякое такое убийство нагнетает на общество страх, приближает те великие потрясения, о которых говорил Петр Аркадьевич Столыпин. Вот почему столь важны меры по изначальному пресечению террора.

...Вечером того же дня в “Славянском базаре” на Никольской губернатор Владимир Федорович Джунковский дал ужин в честь высокого гостя — товарища министра внутренних дел Лыкошина.

Один за другим звучали, как всегда у нас бывает, пышные, цветастые тосты.

И лишь Доброво сказал очень коротко и удивительно просто:

— Выпьем, господа, за то, чтобы счастливо пережить визит Государя!

Сердце, видать, чувствовало надвигающуюся беду.

Соколов в сопровождении Джунковского и Кошко вышел за порог. Утреннее свежее солнце, пробив густую зелень сада, золотыми пятнами разбрызгалось по земле. Обильная роса облила высокую некошеную траву.

Возле крыльца в позе терпеливого ожидания стоял невысокий мужичок с невзрачным рябоватым лицом, с белесыми бровями и в изрядно выгоревшей ситцевой в синий горошек рубахе, перевязанной кушачком. Завидя начальство, мужичок торопливо сдернул с головы холщовый картуз, поясно поклонился.

Джунковский объяснил:

— Это тот самый Еремей Прошкин, местный дворник. Доложи господину, что ты видел этой ночью?

Дворник, прищурившись, блеснул хитроватым глазом:

— Давать предисловие? Или сразу, как я убивство обнаружил?

— Говори толком, не отвлекайся!

— Стало быть, с предисловием! — Дворник задумчиво, ощутив вдруг важность собственной персоны, почмокал губами и начал рассказ тем заученным тоном, который появляется после многократных повторений. — Сижу вчера себе на посте возле ворот на лавочке. Темень уже наступила, потому как фонари зажгли. Думаю насчет самовара, потому как Лушка, Поповых горничная, давно поставила и дымом в мою сторону пахнет. Эх, думаю, знать, пора свою душу удовольствовать, хотел было идти чаевничать с вареньем, клубничное нынешней варки, да как раз к воротам коляска парой запряженная подлетает.