Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова

— Оглянулся: — Только, Аполлинарий Николаевич, я вам ничего не говорил — это дело секретное.

— Спасибо, мужественный старик!

Соколов облегченно вздохнул: в его безвыходном деле вновь забрезжила надежда.

В этот момент «Петербургские ворота» распахнулись. Выскочил караул и принял стойку «смирно».

Из ворот выкатилась открытая коляска, запряженная тройкой. В коляске сидел государь. Справа от него разместился наследник Алексей Николаевич.

Как мощный ураган все сметает на своем пути, так граф Соколов, преодолев самые немыслимые препятствия, пробился к трону. Саженях в десяти от него в легкой коляске, запряженной тройкой, неспешно выкатился государь император Николай II. Рядом с ним сидел наследник цесаревич Алексей и с детским любопытством взирал на гения сыска.

Сердце Соколова громко застучало, даже что-то кольнуло в пояснице: такого волнения он никогда прежде не испытывал. Голову буравила мысль: «Как пристойным образом обратить на себя внимание? Сейчас кучер дернет вожжи, коляска унесется вдаль, и все труды окажутся напрасными!»

Хоть это и было не совсем прилично, но Соколов выдернул из кармана прошение — изрядно помятое в потасовке! — и поднял его вверх.

Государь приказал кучеру:

— Остановись!

Выравнивая шаг и на ходу снимая шляпу, Соколов подошел к коляске. Он поклонился и по-французски произнес:

— Простите, Ваше Императорское Величество! Вот мое прошение, я очень рассчитываю на доброту вашей души.

Государь не спешил принять конверт. Он внимательно глядел на сыщика. Наконец ответил — по-русски. Голос его звучал негромко и ласково:

— Ведь мы знакомы?

— Я граф Соколов...

— Ну конечно! — Государь улыбнулся, и улыбка очень шла его лицу. — Еще на прошлой неделе ваш батюшка рассказывал мне о ваших полицейских подвигах. Благодарю за службу.

— Рад стараться, Ваше Императорское Величество! — бодро произнес Соколов, с жадным любопытством разглядывая того, кто вершил судьбы миллионов, воплощал могущество великой России.

— Но почему, граф, вы не пришли ко мне на аудиенцию? Вам ли уподобляться бедному просителю?

Соколов, подавив вздох, сказал:

— За мной устроили охоту, на пушечный выстрел норовят не подпускать к вам, государь.

— Это, право, нонсенс! Лишь третьего дня министр Макаров с восторгом отзывался о вашей деятельности в охранке. — Государь дотронулся до прошения. — Вы пока уберите это. Зачем важные дела решать на ходу? — Он замолк, о чем-то размышляя. Потом решительно показал на скамеечку, обитую красным бархатом и устроенную в коляске против него. — Садитесь, граф! Мы с Алексеем едем в Ораниенбаум слушать песенников. Вернемся и займемся делами. Согласны?

...Через минуту коляска государя пулей летела по лесной дороге. Он отправился без охраны.

Когда были завоеваны земли Ингерманландии, светлейшему князю Меншикову пришла замечательная мысль: основать Ораниенбаум. Любимец Петра, со свойственной русской натуре широтой, построил для себя роскошный загородный дом с громадным садом, фонтанами, живописными руинами, оранжереями и зверинцем.

Бежали десятилетия, и все это великолепие лишь умножалось.

Государь на сей раз желал избежать всякой пышности, но его скромным наклонностям воспротивились сливки местного общества. Уже на подъезде к Ораниенбауму коляску встретила большая группа всадников, впереди которых гарцевал в прошлом отважный кавалерист, а теперь ярый искоренитель всяческих безобразий полицмейстер Грибанов.

— Р-разойдись! — гаркнул полицмейстер, плеткой разгоняя с дороги зевак. Он понесся впереди процессии.

Кавалькада пристроилась за государевой коляской. И все это веселое движение вкатилось, ворвалось в тихий негубернский красавец городок Ораниенбаум. На его немногочисленных улицах собрались все пять тысяч жителей, да еще те дачники, которые оставались на осень.

— Ура государю! Виват наследнику! — Воздух дрожал от восторженных криков. Под ноги лошадям швыряли осенние цветы, а самые экзальтированные норовили букетом угодить в коляску.

Соколову пришлось подняться во весь рост и ограждать августейших особ от столь бурных излияний чувств.

Грандиозная процессия взлетела на возвышенность, где стоял помпезный Большой дворец. Тут уже поджидала нарядно одетая публика — цвет местного общества. С краткими верноподданническими речами выступили наиболее важные персоны. На чистейшем французском — владелец местных земель с моноклем в глазу и ниткой тщательно пробритых и нафиксатуаренных усиков — герцог Мекленбург-Стрелицкий. Остальные выражались на природном, русском. Это тучный и басовитый протоиерей Василий Сыренский и городской голова Ветитнев — с пробором посредине. Хотел еще что-то добавить румяный и вечно благоухающий коньяком председатель Комитета попечительства народной трезвости Василий Розанов, но полицмейстер ухватил его за фалды фрака и задвинул в толпу.

Государь отказался от трапезы и сразу проследовал в концертный зал. На сцену, печатая шаг, вышел солдатский хор. Маэстро взмахнул рукой, и полсотни голосов слаженно грянули:

Боже, царя храни!

Сильный, державный, царствуй

На славу нам.

Весь зал поднялся. Встал с креслица и вместе со всеми запел наследник. Его красивый дискант неожиданно звучал очень сильно:

Царствуй на страх врагам,

Царь православный...

Соколов заметил, что взор государя увлажнился. Пение закончилось, и он по-отцовски любяще поцеловал сына в щеку.

Соколов искренне восхитился, обратился к царю:

— Государь, позвольте заметить, что у Алексея Николаевича прекрасный голос!

— Надеюсь, что артистическая жилка не возьмет верх над государственной.

Сыщик намек понял. Один из великих князей все время отдавал драматической сцене и актрисам, другой — Сергей Михайлович — сделался страстным балетоманом, третий стал знаменитым поэтом, скрывавшим свое имя под инициалами «К.Р.» — Константин Романов.

Хор тем временем лихо продолжал программу. С выкрикиваниями, с взвизгиваниями, со взятыми фистулой верхами, со всеми этими неизбежными и весьма красочными украшениями — исполнил шутливую «Любезный друг, уведомляю», бодрую «Гренадеры-молодцы», казацкую «Уж ты, поле мое» и другие.

Наследник, как выяснилось, знал весь этот репертуар и поначалу робко — но, разойдясь, весьма громко! — подпевал.

После каждой песни присутствовавшие разражались аплодисментами, все время не спуская взора с государя и наследника.