Аманда Скотт - Код Майя: 2012

— Это плохо? — спросила она.

— Я не знаю. — Он поцеловал ее, коснувшись губами бархатистой кожи на шее. — Ты прекрасна, когда ты в ярости. Но я за тебя беспокоюсь.

— Знаешь, это палка о двух концах. Ты тоже не тот мужчина, за которого я выходила замуж, и мне не хватает слов, чтобы рассказать, как я за тебя волнуюсь.

Она почувствовала, как он ухмыльнулся, что уже начало становиться нормой.

— А тебе не нужно мне ничего говорить. Это написано жирным шрифтом у тебя на лбу. Но я пострадал только физически, и, если я не поправлюсь, это не будет концом света. Хотя ты, кажется, думаешь иначе.

— Я могу увидеть конец света?

— Ты можешь увидеть конец своего мира, что явится и концом моего мира тоже. Я хочу, чтобы ты дала мне обещание. Поклянись не ходить в такие места, откуда есть опасность не вернуться.

Дать такое обещание было совсем не трудно. Стелла обняла его, и он прижал ее к себе, потом они поцеловались, а когда она перестала сильно дрожать, то сказала:

— Я клянусь, что не пойду никуда, если не буду уверена, что смогу вернуться.

Это было не совсем то, о чем он просил, но близко, а он уже засыпал. Кит притянул ее к себе, она положила голову ему на грудь, он погрузил пальцы здоровой руки в ее волосы, и они уснули. И только уносясь в заоблачную синеву сна, Стелла увидела зияющую пропасть, разделявшую то, о чем он попросил, и то, что она обещала, но менять что-либо было уже поздно.

— В своем невежестве мои дети верят в то, что мы не первое творение Бога, а пятое и последний народ, поселившийся на земле. Их произведения, вроде того, на которое вы сейчас смотрите, являются доказательством их заблуждений. Я сохранил его в точности таким, каким увидел, когда впервые сошел с корабля и сделал их храм своим домом. Это убогое место, но дворец по сравнению с жилищами моей паствы, кроме того, тут прохладно в самое жаркое время дня. Не соизволите ли войти? Диего подаст вам вино, имеющееся в наших запасах, если только вы не привезли с собой… Благодарю вас. Я так и думал.

Не вызывало сомнений, что, несмотря на внешность наемного убийцы, отец Гонсалес Кальдерон, священник туземцев, живших в Заме, обладал умом и манерами прелата. Оуэну было так же очевидно, что он пригласил капитана «Авроры» и еговрача в свой дом во исполнение долга, а не ради удовольствия. Огромное количество изображений распятого Христа в самых разных стадиях мучений украшало стены его жилищи, а спартанская обстановка говорила о том, что этот человек не признает плотских удовольствий.

Да и чрезмерная пышность костюма де Агилара явно не вызывала у него восторга, что было очень некстати, учитывая, что испанец вел себя исключительно несдержанно. Он принялся изливать свои восторги с того самого момента, как пришвартовал «Аврору», и замолчал только сейчас, когда присел на корточки в центре дома священника, который когда-то был туземным храмом, и начал изучать разноцветную мозаику, занимавшую половину пола, то и дело вскрикивая от удивления и восхищения.

Он делал все это совершенно сознательно, стараясь отвлечь внимание и все вопросы от своего врача на себя, и добился поразительного успеха. Оуэн видел, что священнику пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы оторвать взгляд от невероятно вульгарных серег де Агилара, и почувствовал угрызения совести.

Если все, что говорили про священника, соответствовало истине, капитан напрасно позволял себе выплескивать избыток чувств, это могло грозить ему серьезными неприятностями, а Оуэн не хотел, чтобы его новый друг пострадал из-за него. Пытаясь завязать безопасный разговор, он сказал:

— Ваш дом, в отличие от остальных, не выкрашен в красный цвет. Вы сами так захотели?

— Разумеется. Как только решил здесь поселиться, я попросил об этом Диего и Доминго. Они покрасили его известковым раствором, приготовленным по моему собственному рецепту, и подновляют каждый год в один и тот же день.

— Но все остальные дома в городе продолжают красить в цвет крови. Это напоминание о человеческих жертвоприношениях или…

Оуэн не имел в виду ничего плохого, он лишь повторил то, что говорила вся Испания про жителей этих земель, но лицо священника неожиданно потемнело и стало пугающе грозным.

Тихо, ядовито Кальдерон сказал:

— Мои дети не убивают и никогда не убивали других людей, чтобы умилостивить своих богов. Они невежественны, но не варвары, в отличие от их врагов, живущих на северо-западе, племени калхуа-мексика, известных тем, кто сюда приезжает, под именем ацтеков, которых так успешно привел к Богу его светлость Кортес и чье золото теперь принадлежит его элегантнейшему испанскому величеству.

Двенадцать лет, проведенных Оуэном в Кембридже, научили его тому, что искреннее проявление невежества — лучшее средство против гнева тех, кто любит всегда быть главным. Поэтому, слегка склонив голову набок, он спросил:

— В таком случае почему они выбрали столь ужасный цвет для своих домов?

Священник наградил его не слишком любезным взглядом. Громадный серебряный крест задрожал на его необъятной груди.

— Будучи более предусмотрительными и не такими дикими, как их соседи, жители Замы решили, что, если они выкрасят свои дома в кроваво-красный цвет, все будут думать, что они ничем не отличаются от туземцев, поклоняющихся дьяволу, чей путь залит человеческой кровью, которую они проливают на жертвенных алтарях. Имитируя их обычаи, мои дети рассчитывают удержать врагов от нападения на город… Спасибо, Диего. Входи, пожалуйста.

По его приказу туземец со шрамом — Оуэн не верил в то, что имя Диего дано ему было при рождении, — скользнул, словно тень, сквозь занавес из травы, висевший на двери. В руках он держал поднос, на котором стояли три глиняные чашки и открытая бутылка вина.

Священник обращался с ним, как лорд со своим слугой, как с упрямым ребенком, которого видят, но не желают слышать. Оуэн был бы рад вести себя так же, но пронзительные глаза прожигали дыры в его мозгу и заглушали звучавшую в нем песню голубого камня.

Он с усилием взял свою чашку с подноса и снова посмотрел на священника.

— У них получилось? — спросил он. — Им помогло то, что они выкрасили дома в красный цвет?

— Я здесь уже почти десять лет, и единственный враг, с которым нам пришлось сразиться, это оспа. Таким образом, можно сделать вывод, что они добились того, чего хотели, — совершенно нелогично ответил священник. — А сейчас нам нужно поднять вашего капитана с колен, иначе нам не удастся найти на полу свободного пространства, чтобы поставить стол. Ну, вам удалось разгадать тайну мозаики, сеньор?