Игорь Середенко - Иконописец

— Почему же вы решили…

— Я расскажу, — продолжил свой рассказа Панин. — Наш сотрудник записал его адрес. Подозреваемый жил в монастыре.

— Монах?

— Об этом потом. Его сотрудник отпустил, так как не было при нем орудия убийства, сотрудникам приходилось по сотни человек проверять в день. Каждый из них мог быть преступником. В этом деле важна любая мелочь. На следующий день обнаружили труп молодой девушки. Его обнаружила пожилая женщина, сельский житель. Люди ходят по тропам, проходящим через лесополосу — с работы и на работу в город. На затылке у девушки была смертельная рана от удара твердым тупым предметом. При девушке были деньги, их преступник не взял. Кольцо, серьги — остались на трупе, их преступник не тронул, как и в других случаях преступлений серийного маньяка. Я проверил отчеты своих сотрудников за последние сутки и… нашел отчет младшего сержанта. Оперативная группа выехала по адресу местожительства подозреваемого. Да, забыл сказать главное, сержант осмотрел труп и узнал в изображении на портрете, что видел у подозреваемого, погибшую девушку.

— Невероятно. Он что же, сначала убивал, а потом делал наброски к рисунку.

— Похоже на то, — согласился Панин. — В монастыре мы нашли его за очень странным делом.

— Каким же?

— Герман Кухта, так его звали. Он сидел во дворе, на территории монастыря и сжигал какие-то предметы.

— Что это было?

— Как потом оказалось, это были его рисунки. Точнее уже законченные работы. Он сжег все иконы, что рисовал в монастыре. У него там была целая комната, в которой он работал над написанием икон. Монахи и настоятель не знали об этом его двойном увлечении.

— Вы хотите сказать, что Герман сначала убивал, потом рисовал лица своих жертв, а затем выдавал картины за иконы?

— Да, верно. Как мне рассказал настоятель: «Художник он был отменный, таких не сыщешь». На иконах он изображал монахов и монахинь, говорил, что они мученики, а потому святые, их отметил Бог.

— Или его рука.

— Да уж. Ужасное преступление.

— Но мне показалось, что вы сомневаетесь в его причастности, — сказал Руперт.

— Я и сейчас так считаю, — ответил Панин. — Он сжег все иконы, что висели в монастыре, но … Он не тронул того рисунка. По нем, как вещественному доказательству и свидетельству нашего сотрудника, что видел его в день и час смерти девушки, суд приговорил Германа Кухту к высшей мере наказания.

— Какова она у вас?

— Расстрел. Но теперь его отменили. Это произошло недавно, почти сразу после казни Германа. Ему не повезло. И, слава Богу. Я хоть не верю, но, видимо, есть Бог на свете, если он не дал возможности уйти от наказания.

— Вы говорили о своих сомнениях, — напомнил Руперт.

— Ах, да, сомнения. Судьи, что присутствовали во время суда, однозначно отправили его на смерть. Люди в зале плакали, я видел матерей, пожилых женщин, которые потеряли своих детей. Они готовы были разорвать преступника. Но мне показалось, что в его деле что-то было не так. Во-первых, преступник не всегда уходил с пустыми руками. Он брал с места преступления какую-то вещь с трупа. Она напоминала ему о совершенном им деянии. Серийные преступники наслаждаются воспоминаниями о содеянных преступлениях, видя эти предметы, держа их в руках. Они им напоминают…

— Я знаю о серийниках. Что дальше? — спросил Руперт.

— В кельи, где жил Герман, мы ничего похожего не обнаружили. А предметов, похищенных, было достаточно: брошка, платок, зажигалка и прочее.

— Понятно. Вы не нашли, но ведь это не значит, что их у него не было.

— Конечно. Мы могли их просто не обнаружить. Он мог спрятать их где-то в монастыре, там множество тайных мест.

— А что же, во-вторых? — спросил Руперт.

— Картины. Мы обнаружили восемь огромных полотен. Это были тоже иконы, но их он почему-то не уничтожил. А может, не успел это сделать. Но в разговоре с ним я выяснил, что он не убивал, а лишь рисовал людей. Разумеется, я не поверил ему. Он уверял меня, что рисовал только живых людей. Я и этому не верил, пока…

— Что пока?

— Пока не увидел и не изучил те восемь полотен. Я поднял картотеки преступлений и был ошеломлен.

— Что вы обнаружили?

— На пяти иконах, остальные я не смог проверить, так как база данных огромна, да и времени у меня не было, я обнаружил лица убитых людей.

— Его жертвы? — спросил Руперт.

— В том то и дело, что нет.

— То есть? — удивился Руперт.

— Это были жертвы других преступников, вина которых доказана и не подлежит сомнению. Я проверял. Мне тоже подумалось, что наше правосудие засудило невинных. Но я ошибался. Все заслуженно понесли наказание. Смертная казнь, пожизненное и разные сроки от 10 до 20 лет, в зависимости от решения суда. Преступления были совершены в разных точках страны. Скажите, зачем Герману Кухта понадобилось рисовать людей, пусть даже погибших. Странно, не правда ли?

— Да, есть над чем призадуматься, — ответил Руперт.

— Но, как я уже говорил, суд не слушал меня. Люди возмущались, на меня давили сверху, мое начальство хотело это дело как можно скорее завершить. Уж больно ужасное оно было.

— А что вы можете рассказать об этих восьми иконах? — спросил Руперт.

— Иконах? А, их же похитили. Да, да, они все странным образом исчезли сразу после казни. У Германа была просьба, когда он находился в камере смертников.

— Какая просьба?

— Он попросил, чтобы ему дали иконы и краски.

— Он рисовал в камере?

— Да, наверное. Администрация тюрьмы пошла на это, — ответил Панин. — Помню, что тогда к Герману часто бывший директор тюрьмы бегал. Он ведь погиб. Вы знаете об этом?

— Да, мне рассказал об этом нынешний директор тюрьмы, — ответил Руперт. — Интересно, а о чем они говорили?

— Понятия не имею. Только знаю, что последние дни, что провел Герман в камере смертников, он общался с директором. Зачем и о чем они говорили, я не знаю. Хотя это подозрительно. Обычно директора не позволяют себе общаться со смертниками. Им это ни к чему. Постановление суда все решает. Их доля решена. Но директор, его звали Владимир Лупов, действительно, снизошел к этому заключенному.

— Скажите, что вам удалось выяснить о прошлом Германа Кухта? — спросил Руперт. — Вы сказали, что у него не было родственников.

— Да, его отец и мать умерли своей смертью, — ответил Панин. — А других родных у него не было.

— Но, а прошлое, ведь кто-то должен знать об этом.

— Вы правы. Когда я вел дело, мне на глаза попалась его первая судимость.

— Что, он уже сидел в тюрьме? — удивился Руперт.

— Да, но это было давно, в его юношеские годы. Он тогда отсидел меньше года, затем была амнистия, и его выпустили.

— Что он совершил?

— Я не помню. Но если вы хотите, то я посмотрю старое дело. Кажется, там была кража или подозрение в краже, — ответил Панин.