Сюзанна Ринделл - Другая машинистка

Первая половина 1925 года уже миновала. Тянулось бабье лето, душные дни сентября, Одалия и Гиб ссорились все чаще. Хотя я понимаю, как некрасиво это звучит, боюсь, в глубине души я ликовала. Никогда не понимала, что Одалию могло привлечь в Гибе, и ее желание порвать с ним казалось мне вполне естественным. Всякий раз, когда мы задушевно беседовали, я горячо уговаривала ее предпринять необходимые шаги и расстаться с ним окончательно. И хотя вслух я не отваживалась это произнести, но втайне воображала, будто одной из причин участившихся ссор стало мое появление в жизни Одалии: возможно, именно я и вытесняла Гиба. В ту пору чаще всего они выясняли на повышенных тонах, куда и зачем отлучалась Одалия. Поначалу, после моего переезда, Одалия добросовестно предупреждала Гиба обо всех своих действиях и намерениях, но чем дольше длилось мое пребывание, тем чаще Одалия пренебрегала этой своей обязанностью. И пусть сейчас это покажется глупым, но тогда я пришла к выводу, что именно мое присутствие как-то ее ободрило. Она освобождалась от Гиба, и я ей помогала! Конечно, в итоге моя гипотеза подтвердилась, но совсем не так, как представлялось мне тогда.

Поскольку Одалия ссорилась с Гибом, ей понадобился заместитель, готовый время от времени выполнять его обязанности. Она стала обращаться ко мне за небольшими услугами. Сущие пустяки, чаще всего занести конверт в ту или иную аптеку или, наоборот, забрать конверт. Я внушала себе, что как раз собиралась в аптеку, а доставка конвертов всего-навсего попутное и побочное поручение. Но конечно, я все понимала.

Одалия прекрасно умела выбирать момент для таких просьб. В первый раз она заговорила об этом, когда мы обе раскинулись на балконе, разомлели от жары позднего лета, ледяными кубиками лениво водили друг другу по обнаженной шее, пытаясь хоть так охладиться.

– Ты очень против? – уточнила она, едва договорив. Я колебалась, и она это почувствовала. – Право, Роуз! – воскликнула она вдруг. – Какая у тебя дивная форма шеи! Тебе это говорили?

Нет, как ни странно, никто не говорил.

– Как бы тебе пошла короткая стрижка. С обнаженной шеей!

И я залилась краской до корней своих неподстриженных волос.

Не успев опомниться, я уже выполнила ее поручения по меньшей мере четырежды. Однако не была готова к тому, что это выльется в нечто большее, чем передавать время от времени конверт. Само собой, поначалу Одалия ко мне подлизывалась, расточала знаки внимания. Однажды ночью мы обе уютно свернулись у нее в спальне на застеленной кровати. Только что завершилась очередная ссора с Гибом, и я, сочувственный слушатель, исполняла привычную роль. Мы держались за руки, и в полудреме Одалия прижала мою руку к губам, одарила мимолетным поцелуем.

– Истинная сестра, – пробормотала она, погружаясь в глубокий сон.

На следующий же день она попросила меня об услуге иного рода, и я не нашла в себе сил отказать. День начался, как самый обычный вторник, но Одалия уговорила меня уйти с работы часом ранее, чтобы выполнить «деловое поручение».

– Я бы съездила и сама, но дел по горло. Видишь, какая стопка рапортов, все надо перепечатать. Все пойдет на стол сержанту, и он, похоже, на меня уже сердится. А ты… ты же всегда сдаешь ему работу вовремя и даже заранее! Ты можешь себе позволить уйти на часик. Да и часа не нужно. Обернешься быстрее. Просто выскользнешь потихоньку за дверь, а я прослежу, чтоб никто ничего не заметил, – посулила она.

– Ну не знаю…

– Проще простого! – настаивала она. – Далековато ехать, но всего-то и нужно – получить для меня весточку.

Я было застроптивилась, и она, резко выпрямившись, кинула на меня тот самый взгляд.

– Ох, Роуз, вижу, тебе это не по душе. Хорошо, забудь. Не беспокойся ни о чем. Я позвоню Гибу и попрошу его…

Конечно же, тут я ее остановила и со смешанными чувствами недовольства и вместе с тем желания угодить под диктовку записала адрес. Когда я уже была в дверях, Одалия догнала меня, ухватила за руку и шепнула:

– Совсем забыла – на проезд. – И откровенно подмигнула.

Остановив такси и забравшись внутрь, я пересчитала купюры, зажатые в кулаке, и поняла, что Одалия выдала мне кучу денег – хоть через полстраны кати.

Весь день было пасмурно и душно. И хотя все еще длился сентябрь и не было пяти вечера, небо уже заливала нездоровая зыбкая зелень. Водитель, видимо, в надежде уловить тень легчайшего ветерка, пооткрывал в машине все окна, но это ничем не помогло. Поскольку, взяв у меня из рук записку с адресом, он кивнул и вроде бы понял, куда ехать, почти всю дорогу я молча полулежала на заднем сиденье, запрокинув голову и, увы, нежантильно заливая потом кожаное кресло. Наконец мы остановились перед кирпичным строением на берегу Ист-Ривер. Водитель вежливо ждал, однако я не торопилась выходить: здание казалось необитаемым. Во всяком случае, для проживания оно никак не предназначалось – больше походило на заброшенную фабрику. Я заметила, что высокие окна верхних этажей по большей части выбиты, дом выглядел эдаким престарелым щелкунчиком без половины зубов.

– Так что? – спросил водитель, обернувшись и приподнимая козырек кепки, чтобы получше меня разглядеть.

Я отделила несколько банкнот от пачки, врученной мне Одалией, и расплатилась.

– Бабки оставьте себе. – Это был сленг, выражение, неоднократно слышанное мною из уст Одалии. Похоже, я заимствовала не только ее наряды, но и ее ухватки и словечки.

– Спасибочки, – проворчал водитель. Неприветливо проворчал, а ведь должен был остаться доволен: я дала немаленькие чаевые. Мне и в голову не пришло, сколь подозрительной могла показаться ему эта поездка от дверей полицейского участка до заброшенного района возле Ист-Ривер.

Выбравшись из машины, я подошла к единственной двери в длинном фасаде. Услышала, как отъехало такси. Где-то на реке надсадно ревела мусорная баржа, издали доносились вздорные чаячьи крики. Дверь была деревянная, тяжелая, да еще и заперта на замок. Я уж подумала, что ошиблась, записывая адрес, но такси скрылось из виду, а звонить Одалии было неоткуда, так что я решила для начала постучаться. Настороженно протянула руку, робко побарабанила пальцами по дереву. Дверь содрогнулась, навесной замок заплясал на цепи. Я смущенно оглянулась, почувствовала себя вдруг совсем глупо. Наверное, я не ожидала получить ответ. Но едва мой слабый стук замер, в двери с яростной силой распахнулось прямоугольное окошечко – сперва я его и не разглядела.

– Чаво надо? – прогромыхал бас.

Я заглянула во тьму внутри окошечка и вздрогнула: оттуда на меня таращился маленький, круглый как бусина, глаз. Я замерла, заморгала в растерянности.

– Чаво надо, спрашую, – повторил голос.