Александр Прилепский - Бега

— Неужели, собственный?

— Ну, таки, почти. Извозчик у неё на месяц нанятый — восемьдесят рублей платит, да…

— Это кому же из ваших арбатских так подфартило?

— Не из наших. Андрей Чесноков, с Тверской заставы.

Эту фамилию Лавровский помнил — тот самый извозчик, который с сыщиком Байстрюковым и беспутным купеческим сынком Лубенцовым упрятал, было, Сашку Чебурока в участок. Вот и ещё одно подтверждение, что графиня из их шайки.

А Литвак, тем временем продолжал восторгаться удачливостью землячки:

— Встретил её как-то. Сразу узнала старого Аарона! За границей говорит, бывала, в театрах представляла.

— А сейчас, чем занимается?

Аарон, наклонившись к его уху, прошептал:

— Рулетку содержит.

Московским картёжникам было раздолье. Игра, вполне официально, шла в клубах: Английском, Охотничьем, Купеческом… Играли на десятках тайных "мельниц" — в номерах самых фешенебельных гостиницах, частных квартирах, трущобных притонах… А вот о рулетке в Москве Алексей слышал впервые.

— Хваткая дамочка! — оценил он предприимчивость Оршанской. — От играющих, наверное, отбоя нет?

— Само собой, верный гешефт. Купцы, чиновники разные, актёры… И "деловые" ребята заглядывают…

Помня, что Аарон становится не словоохотливым, когда дело доходит до имен и кличек, Лавровский пошел на маленькую хитрость:

— "Деловые"? Ну, это вы хватили, Аарон Моисеевич! Они кроме "штосса" и "банковки" ничего не признают. Да вы ещё рюмочку…

— И ничего не хватил. Коля Американец часто там бывает.

— Коля? — насторожился Алексей, сразу вспомнив о Николае Константиновиче Феодосиеве. — Это такой высокий, полный? Он ещё прихрамывает, с тросточкой ходит?

— И ничего не прихрамывает. А что высокий, да представительной то верно. Левша он ещё, — сказал Аарон и осекся. Потом рассмеялся и погрозил Лавровскому пальцем. — Ох, и хитрец вы, Алексей Васильевич! Все-то вам расскажи… А оно мне надо? Буду в такие дела нос совать — оторвут и скажут, что так и было…

Но после нескольких рюмок Аарон решил ещё немножечко похвастаться своей осведомленностью:

— Да, что там "деловые"… Сам Лазарь Соломонович Поляков к ней в гости, раза два в неделю, заезжает. Иной раз и до утра остается.

— В рулетку играет?

— Вот уж таки не знаю, во что они там с Юлькой играют… А вот и приятель ваш пожаловал.

По виду и голосу Малинина было заметно, что он сильно не в духе:

— Неужели нельзя было выбрать трактир поприличнее? От табачища дышать нечем. Да и что заказывать прикажешь? Постные щи? Рубец? Гороховый кисель?

— Полно, Сергей, — успокоил его Лавровский. — Кормят здесь вполне прилично, да и недорого… Лучше скажи, узнал что?

— Ничего. Курьер из газеты к графине не приезжал. А дворник у Чернова такой Цербер! Чуть меня в полицию не отправил — шляются, мол, всякие проходимцы…

— Ладно, давай перекусим по-быстрому и к твоему приятелю Степанову поедем. Нам без его картотеки не обойтись — ещё один Коля Американец, на нашу голову, выискался. Этот, в отличие от Феодосиева не прихрамывает, зато левша.

В картотеке Степанова на Колю Американца нашлось много чего интересного.

…Николай Иванович Никольский родился в 1837 году в знатной, но давно обедневшей дворянской семье. Состояния не было, зато связи имелись на самом верху: кто из сильных мира сего откажет в протекции троюродному брату или правнучатому племяннику? С отличием закончил Пажеский корпус и был выпущен подпоручиком в лейб-гвардии Егерский полк.

Начальство нарадоваться не могло, глядя на молодого офицера. Его взвод стал лучшим в полку. Но тут случилась довольно темная история. Подробностей Степанов не знал. Известно только то, что компания мошенников, притом все из "золотой" молодёжи, обманом выманили у первейшего петербургского банкира Штиглица без малого двести тысяч рублей. Никольский оказался замешан в этом. Его разжаловали в солдаты и отправили на Кавказ.

На Кавказе он сам попросился в пластуны-охотники. И скоро, даже среди этих, закаленных многолетней войной с горцами бывалых солдат, прославился своей лихостью, меткой стрельбой, и умением, без шума, ножом, а то и голыми руками, снять часового.

За отличие при штурме аула Гуниб, где был взят в плен Шамиль, Николай получил солдатский Георгиевский крест. Потом заслужил офицерские эполеты и вышел в отставку. А уже через несколько месяцев весь юг России заговорил о шайке Коли Кавказского. Его аферы отличались изощренной изобретательностью, а налёты — дерзостью и жестокостью. При попытке ограбления керченского казначейства было задержано двое злоумышленников. Никольский на тройке, в форме жандармского ротмистра, примчался на место происшествия. Построил охрану, чтобы от лица начальства поблагодарить и перестрелял всех. После чего скрылся, вместе с освобожденными подельниками.

Много шуму наделало ограбление известного таганрогского банкира Якова Соломоновича Полякова. К нему пришел молодой человек, представившийся, как доверенное лицо его брата Самуила. Попросил о разговоре с глазу на глаз, так как имеются очень важные новости. А когда они остались наедине, назвал себя и, пообещав пристрелить, потребовал сто тысяч. Испуганный банкир распорядился принести деньги в кабинет. А потом, самолично, на глазах многочисленных, ничего не подозревающих служащих, проводил грабителя до извозчика, поджидавшего у подъезда банка. Когда банкир решился, наконец, поднять шум, Никольского уже и след простыл.

В конце концов, неуловимого Колю Кавказского арестовали и приговорили к пожизненной каторге. Но из Горного Зерентуя он сумел бежать. Через Китай добрался до Северо-Американских Соединенных Штатов.

— И там изрядно прославился, — рассказывал Степанов. — Потом по Европе гастролировал. Когда вернулся в Россию точно не известно. Думаю в позапрошлом году. Именно с 1879-го года появились в сводках происшествий клички Коля Американец, Поручик, Пластун, Левша… Полагаю, что это одно и то же лицо.

— А он, что, действительно, левша? — поинтересовался Лавровский.

— Мы, сыщики, в отличие от репортёров, слухами не пользуемся, — ответил Степанов, который недолюбливал газетчиков. — Сведения самые достоверные. как и то, что он любит ходить с георгиевской ленточкой в петлице, а из крепких напитков предпочитает ямайский ром.

Не дослушав его, Алексей вскочил со стула и, буквально, бросился к выходу:

— Ты куда? — спросил, догнавший его Малинин.

— В "Черныши"! По дороге объясню.

Множество фактов и мелких, на первый взгляд незначительных, фактиков, сложились наконец в единую картину. Теперь он твердо знал, кто такой "американец" и где его искать.

Швейцар, отворивший входную дверь, ошарашил их новостью: