Александр Прилепский - Бега

Но, протянутая Иволгиным, рука повисла в воздухе.

— Крови на вас много, — вздохнул Малинин.

— Нашли, кого жалеть, — презрительно фыркнул Иволгин. — Двух никчемных забулдыг, подлеца Байстрюкова, проходимца Шкварина…

— Слава богу, Александра Васильевича в вашем поминальнике нет, — сказал Лавровский. — А ведь, вполне, мог оказаться. Зря, что ли вы ему предсмертную записку диктовали.

Иволгин вздрогнул. Впервые, за всё время разговора, холодная невозмутимость покинула его:

— Ложь… Не было никакой записки… Черновик прошения об отставке писали, это верно… Но я его потерял…

— Нет, не дам я вам руки, — сказал Малинин.

— А я бы дал, с удовольствием, — Лавровский приподнялся со стула. — В морду.

Побледневший Аркадий Аркадьевич шарахнулся в сторону. И тут же, видимо устыдившись недостойного настоящего джентльмена испуга, обрел былую самоуверенность:

— К сожалению, не договорились. Надеюсь, вы понимаете, что задерживать меня смысла нет. Какие-либо реальные доказательства моей причастности ко всей этой истории у вас отсутствуют. А здесь я оказался, по той же самой причине, что и вы — заботясь о сохранности важных бумаг…

Лавровский и Малинин переглянулись, возразить им было нечего..

— В таком случае, честь имею кланяться, — сказал Иволгин, направляясь к выходу.

— Аркадий Аркадьевич! — окликнул его Алексей. — Уезжайте-ка вы из Москвы побыстрее и подальше.

— С какой стати?

— Рогожские староверы вам смерть Меньшова не простят.

— На "арапа" берёте? В то что Николай Иванович и Юлия сознались — не поверю, не те люди. Так что нет у вас никаких доказательств моей причастности к этому убийству и ограблению.

— А Козьме Терентьевичу Солдатёнкову доказательства и не нужны. Он меня об одном просил — вы, говорит, только намекните, кто супостат, а там уж мы и сами с ним разберёмся.

Даже при слабом свете фонаря было видно, как побледнел Аркадий.

— Вот и все, — сказал Алексей, глядя вслед Иволгину. — Поехали, друг мой, по домам. Устал, как собака, со вторника толком не спал. А завтра ещё к самому Долгорукову идти.

На Петербургском шоссе им посчастливилось поймать извозчика.

— Когда ты успел, с Солдатёнковым встретиться? — поинтересовался Малинин, у задремавшего уже Алексея.

— С каким ещё Солдатёнковым? — не сразу, спросонья, понял Алексей. — А, вот ты о чем… Да не встречался я с ним — Быковский рассказывал. Это я так, для большей убедительности…

Московский генерал-губернатор, князь Владимир Андреевич Долгоруков находился в превосходном расположении духа. Поездка в Петербург оказалась очень удачной. Новый император был с ним любезен, похвалил за порядок, поддерживаемый во второй столице, пригласил к завтраку. Успешно решились и все накопившиеся дела по линии министерств внутренних дел, финансов, государственных имуществ, народного просвещения и прочих ведомств… Радовало и то, что за время его отсутствия в городе ничего неприятного не случилось. Напротив, Аристарх Карасёв сумел разобраться с весьма неприглядной историей в беговом обществе.

— Каков мерзавец! — воскликнул князь, имея в виду Иволгина. — А ещё из такой хорошей семьи. Сегодня же велю его из Москвы выслать, сегодня же…

Кутаясь в шёлковый халат, князь прохаживался по своему огромному кабинету. Нехорошо с Колюбакиным получилось, подумал он, напрасно обидел, следовало его во вторник принять, выслушать. Ладно, буду сегодня с ним на бегах полюбезнее. А вот, что с Лазарем Соломоновичем делать? Ишь ты, губы раскатал — тотализатор Императорского общества ему на откуп подавай. Но с другой стороны, он прекрасный человек, никогда в помощи не отказывает.

— Вот, что, господа, — приняв решение, сказал Долгоруков. — Роль Полякова во всем этом не совсем понятна. Да и сам он чуть жертвой проходимцев не оказался. Они из него денег потянули бы. Я его, конечно, пожурю. Но вас попрошу об этом молчать. Даёте слово?

— Обещаем, Владимир Андреевич, — за всех заверил Карасёв.

А Алексей, в очередной раз, забывший о том, что собственный язык худший враг, добавил:

— Мы, ваше сиятельство, всё знаем, да молчать умеем.

В приемной аудиенции дожидался, одетый в темнозеленый с фиолетовыми воротником и обшлагами, шитый серебром мундир Императорского человеколюбивого общества, при анненской ленте через плечо и многочисленных российских, турецких и персидских орденах, Лазарь Соломонович Поляков.

Мундир и ордена ему, как и любому другому купцу, обходились дорого — десятки тысяч рублей в виде добровольных пожертвований на богадельни, воспитательные дома и другие благотворительные заведения. Зато недавно он получил чин действительного статского советника, а следовательно и право именоваться "превосходительством". Даже анекдот по этому поводу кто-то сочинил:

"Ну и хочется вам затруднять свой язык? Лазарь Соломонович, Лазарь Соломонович! Зовите просто — ваше превосходительство".

Увидев Карасёва, Поляков чуть не бросился ему на встречу:

— Аристарх Матвеевич, я очень-очень рассчитываю на ваше беспристрастное отношение ко мне.

— Не сомневайся, Лазарь Соломонович, — пробасил Карасёв. — Все по справедливости доложил, лишнего не прибавил.

Банкир вошел в кабинет генерал-губернатора и сразу же послышался начальственный крик:

— Что вы себе позволяете?!… Что мне с вашей вины?!… Как вы посмели!

— Пойдемте, пойдемте, — поспешил Карасёв увести Лавровского и Малинина из приемной. В одном из многочисленных переходов генерал-губернаторского дома, он, улучив момент, протянул им конверт:

— Здесь пятьсот рублей, будет вам хоть на что на бегах сыграть.

Малинин вознамерился было поинтересоваться, откуда эти деньги, но старый полицейский волк опередил его. Приложив палец к губам, он сказал:

— Нашёл — молчи, украл — молчи, потерял — молчи…

В этот день публики на бегах собралось значительно больше обычного. Да это и понятно — разыгрывался приз в честь самого хозяина города. Многие приехали не столько из любви к рысакам, сколько из желания засвидетельствовать почтение Владимиру Андреевичу, лишний раз попасться ему на глаза.

Беговая беседка была убрана по-праздничному — украшена флагами и цветами, полы и лестницы устланы дорогими коврами. В большом зале, где вчера происходило заседание комиссии сорока, для действительных членов общества и почетных гостей накрыли столы.

Среди гостей Алексей увидел толстого, с седеющими бакенбардами, губернатора Василия Степановича Перфильева, совершенно лысого вицегубернатора Ивана Ивановича Красовского, очень некрасивого, но с осанкой и манерами настоящего вельможи губернского предводителя дворянства графа Алексея Васильевича Бобринского… Наконец приехал и сам Долгоруков.