Николай Свечин - Туркестан

– То есть границей объявлена тридцать восьмая параллель, – пояснил поручик. – И мы отказываемся от всяких претензий на памирские горные проходы.

Галкин в этом месте счел необходимым сообщить:

– Поручик Корнилов имеет особые таланты к разведочной службе. Мы забрали его из Туркестанской артиллерийской бригады в отчетный отдел. Сейчас Лавр Георгиевич готовится поступать в Академию Генерального штаба. Закончит – и вернется сюда. Он очень нас усилит.

Лыков не удержался и сострил:

– Если поручика переодеть туземцем, то и грима никакого не надо – сойдет за своего.

– Я уже думал об этом, – невозмутимо ответил Корнилов. – Языки надо подучить. И можно в горы… Пока я знаю лишь немецкий, французский и английский, а нужно еще парочку местных освоить [63].

Лыков смутился: он с грехом пополам мог изъясняться только по-французски. И то Варвара Александровна корчилась от смеха…

– Вернемся к нашим баранам, – продолжил полковник Галкин. – Сейчас мы с англичанами как никогда близки к достижению соглашения. И обе стороны не заинтересованы в каких-то происшествиях на границе, в конфликтах. Активных действий не будет. А вот шпионаж никуда не делся. И, если есть возможность разжечь недовольство среди русских туземцев, все средства хороши. Секретный и политический департамент Индийского офиса – так называется британская разведка в Индии – без дела не сидит. Возглавляет ее генерал-майор Брэкбери, умный и решительный человек. Этот в носу не ковыряет!

– Что, британские лазутчики по-прежнему шастают по Памиру? – уточнил сыщик.

– По Памиру, Алексей Николаевич, сейчас кто только не шляется, – хмыкнул поручик Корнилов. – Пальцев не хватит загибать! В прошлом году приезжал французский путешественник барон де Понсэн. Только отбыл, явился британский охотник Ролф Кабболд. Хотя он такой же охотник, как я муэдзин… А в этом году? Голландский граф де Билан, британский лорд Кёрзон, швед Свен Гедин… Как мухи на мед. А еще разведывательные отряды, отдельные лазутчики, картографы-пундиты. Три великие империи столкнулись лбами на Памире! Боюсь, не было бы крови…

– Спасибо, стало понятнее, – объявил Иван Осипович. – Но вот конкретный вопрос. Шпиона, или связного, или иного английского прихвостня по имени Исламкуль вы не встречали?

– Исламкуль? – переглянулись разведчики. – Нет, такое имя нигде не проходило…

– А Юлчи-куса из Джизака?

– Этот нам известен, – нахмурился полковник Галкин. – Пропаганду вел, дервишей-зачинщиков привечал… Беспокойный. По косвенным признакам, он резидент британцев в Джизаке. Мы переводили тут его корреспонденцию. Кстати, часть бумаг была не на арабском, а на пушту. Этот язык используют для переписки английские шпионы. Вы нашли в наших переводах что-нибудь интересное?

– Да. Юлчи имел касательство к убийству русского переселенца.

– Зачем это британцам? – удивился поручик Корнилов.

– Пока не могу сказать, – важно ответил полицмейстер. – Распоряжением генерал-губернатора дело, которое мы сейчас дознаем с господином Лыковым, засекречено. Но связь есть. Убито несколько русских, в числе которых даже один офицер. И о нем я бы тоже хотел спросить. Ваше превосходительство, вы знали штабс-ротмистра Тринитатского?

– Да, он служил в топографическом депо.

– Соблаговолите дать ему характеристику.

– Ну… грамотный и культурный человек. Видно, что петербургского закала, из военной семьи. Отец его – полный генерал! [64]

– Не было ли с ним связано каких-то историй, скандалов?

Хорошхин озадаченно посмотрел на капитана.

– Странно, что вы об этом спросили… Я только единожды беседовал со штабс-ротмистром, и тема была как раз такой… неприятной.

– Можем ли мы узнать подробности?

Начальник штаба стал рыться в своем столе, приговаривая:

– Сейчас… где же оно у меня?.. не то… не то…

Сыщики молчали, но чуяли, что задали правильный вопрос.

– Вот! В феврале этого года штабс-ротмистр Тринитатский ездил в Казалинский уезд на съемки. По возвращении он неожиданно попросился ко мне на прием и подал рапорт. В нем было сказано, что офицеры окружного интендантского управления скупают провиант для нужд армии по завышенным ценам!

– Эдак-то повсюду! – удивился полицмейстер. – Надо же кормить казенного воробья! [65]

– Конечно! – горячо, даже как-то торопливо, согласился с ним генерал-майор. – И я пытался объяснить сие правдолюбцу. Он там, в столицах, жизни не нюхал. Узнал, как оно бывает, и удивился. И написал бумажку, от которой никому хорошо не станет, а станет только плохо. Я предложил штабс-ротмистру забрать свой глупый рапорт. Но он отказался.

– Там были имена и факты? – спросил Лыков.

– Да, кое-что. Офицеры окружного интендантского управления капитан Веселаго и подъесаул Кокоткин обвинены в том, что скупали у сельских хозяев уезда овощи, бараньи выделанные шкуры, зелень. Цены при этом завышали более чем втрое. Разницу на бумаге отдавали поставщику, на деле клали в карман.

– Старо как мир… – пробормотал Алексей. – И это возмутило молодого офицера до такой степени, что он решился на открытые действия?

– Полагаю, густые эполеты отца его успокаивали, – неприязненно заявил полковник Галкин. – Знал, что его не тронут – побоятся.

И добавил через секунду:

– Поймите, и я возмущен! И поручик Корнилов, и генерал-майор Хорошхин, да и вся армия! Но тут жест, а не польза. Скандал, а не борьба за правду. Донос, а не рапорт.

– А как надо было? – не удержался Лыков.

– Я не знаю… Но не так!

Все помолчали, потом Скобеев сказал:

– И что же случилось дальше?

– Дальше? – переспросил Хорошхин. – Дальше я дал ход рапорту штабс-ротмистра Тринитатского. После того как он отказался его отозвать. Довел его до сведения командующего войсками округа. Вревский переслал бумагу генерал-лейтенанту Ларионову, а тот вернул мне. Круг замкнулся.

– Никаких последствий?

– Разумеется! – желчно ухмыльнулся начальник штаба. – Если не считать резолюции, которую Ларионов наложил на рапорт штабс-ротмистра. Вот она, читайте.

И он протянул злосчастную бумагу полицмейстеру. В углу красным карандашом было написано:

«Передайте Тринитатскому, что ему с такими воззрениями будет трудно служить в Туркестанских войсках».

– Да… Человека не только не выслушали, а еще и обвинили. Грязь какая! – сдержанно прокомментировал Лыков.

Все три офицера в разных выражениях, но выразили свое несогласие с этими словами. Общий смысл был такой, что сор из избы не выносят, плетью обуха не перешибешь, и у воды да не напиться…

– А потом его убили, – завершил мысль сыщик.

– Не за эту же бумажку! – возмутились штабисты, но здесь капитан Скобеев уже встал на сторону Алексея.