Александр Зеленский - Лиходеи с Мертвых болот

Впрочем, всё это не мешало ему закрывать глаза на воеводины делишки, злоупотребления, а порой и просто произвол. Иногда участвовал он в воеводинах забавах, иные из которых не вполне приличествовали достойному человеку, а изредка даже сам организовывал таковые. И вовсе не скучно и грустно ему было жить на белом свете, как подумал бы неискушенный. Губной староста любил жизнь и находил в ней массу удовольствий, главное из которых — играть с людьми, как кошка с мышкой, особенно с разными мелкими и крупными злодеями, а еще пуще — с врагами государевыми.

Непревзойденный дока был он в этом деле. Не одну разбойничью шайку-лейку вывел на чистую воду. После утверждения приговора кто из тех лиходеев отправлялся за реку Лену на мучения и каторгу, а кто и находил смерть свою от рук палача, но Егорий редко жалел их, ибо был уверен в правоте своей. Слава о нем разлетелась далеко, поэтому обычно разбойники избегали здешних мест. Вот только с Романом Окаянным никак не удавалось справиться, и желание собственноручно привести его на плаху стало для Егория навязчивым вожделением. Ему будто был брошен вызов этим неуловимым разбойником, и староста принял его.

С утра пораньше воевода переговорил со знатным посетителем, после чего тут же послал за губным старостой — свои дела тот вершил в отдельной избе рядом с тюрьмой и погребами с пушечной и пороховой казной.

— Уж сколько мы с разбойниками этими навоза наелись! — сказал губной староста.

Разговор, который вели главные люди в городе, был напряжен и не слишком приятен для обоих.

— Помнишь, как казну государеву они взяли? Хорошо, что дело удалось замять и за счет того, что с купцов и тяглового люда три шкуры содрали, недостаток восполнить. Не то не сносить бы нам головы.

— Да, доставили они нам неприятностей, — угрюмо покачал головой воевода.

— А когда мир решил против тебя челом государю бить, люди ведь не только за мздоимство твое недовольны были, но и…

— Ну-ну, какое такое мздоимство?! — возмутился воевода. — Не развалятся, коль человеку государеву за труды тяжкие немного лишка положат.

— Дай договорить. Так вот, кроме мздоимства твоего осерчали люди на то, что разбойников тьма расплодилась. Только вывели их, а тут на-те вам, Роман этот. Писали государю, что из-за этого купеческие дела хуже идти стали, а крестьяне под государевым и разбойничьем тяглом полностью в разор прийти могут. А стрельцов для защиты приглашать не стали, поскольку те за труды да за постой такие цены заламывают, что дешевле лиходеям платить, чтоб не трогали. Да, сильно нам Роман этот вредит. А сколько от него еще бед может статься…

— Думаешь, можно этому Матвею верить, что в том мужике в кабаке узнал он ворога государева?

— Можно, глаз у него вострый, не ошибется. Кроме того, учитывай, что он у иных бояр думных доверием пользуется, а с самим начальником Разбойного приказа кренделя лопал. Хоть и не слишком знатны предки его, но воин смелый и в каких-то хитрых государевых делах участвовал, о которых немногим известно. Слов на ветер не бросает. Коль сказал, что признал в том мужике Романа Окаянного, значит, так оно и было. А к тому отступнику сам государь интерес проявляет.

— Это почему? — недоверчиво спросил воевода.

— Не знаю. Дела темные, но нужен он в Москве живым и здоровым. Оглобля тот по описаниям действительно на Романа Окаянного похож.

— Как же можно православному имя свое сменить? Это ж значит от Бога отречься.

— Ну и отрекся, — махнул рукой губной староста. — Мерзость человеческая бывает поистине бездонной.

— Ох, свалился он на нашу голову!

— Свалился. А ты, воевода, трясешься, что напишет боярин Матвей письмо в Москву, как обещал сегодня, и тогда жди оттуда гостей. Ежели кто из суровых бояр приедет, то, не взыщи за слова мои, могут и твои самодурства да мздоимства на свет божий выйти.

— Да какие там самодурства? Все для пользы государевой! — вскричал воевода.

— Да ладно уж, — махнул рукой губной староста.

— Не съесть им меня — подавятся, — воевода дернул себя сильно за бороду. — Многим думным боярам подарки богатые слал. Но вот кровь спортить — это с них станется. Любят они кровушку сосать…

Обычно воеводы назначались царем на два-три года, дабы избежать их злоупотреблений, чтобы не пустили они прочные корни и не погрязли в самоуправстве. Семен Иванович сидел в городе уже четвертый год и пока на новые места не собирался. За это время ему удалось хорошенько прижать и «мир», и земских да посадских старост. Власть свою он установил жестко, никто ему не перечил. Обычно за каждым из воевод наблюдал глава одного из государевых приказов. С начальником своего приказа Семен давно нашел общий язык — воеводу нельзя было упрекнуть в жадности.

— Что ж делать-то будем, Егорий? — спросил он.

— Надо срочно Романа изловить и в Москву направить до того, как государевы люди сюда приедут, — предложил губной староста.

— Да как его изловишь, анафему? В первый раз, хитрюга, в городе показался.

— В первый ли? — прищурился Егорий. — Может быть, у него с кабатчиком сношения какие имеются? Разбойникам в городе завсегда кто-нибудь нужен, у кого сподручно ворованное хранить, через кого добро сбывать и сведения разные получать.

— Нет, только не Хромой Иосиф. Вспомни, он же не раз нам пользу приносил, помогал воров отлавливать. Чтоб он с Романом связался… Вот у меня, где этот Иосиф! — воевода до белизны сжал увесистый кулачище. — Доверенным у разбойников человеком Еремка был. Как мы его изловили, сам атаман в город на разведку пожаловал, поскольку ушей своих лишился… Эх, зря мы тогда Еремку этого быстро запороли. Так и не узнали, как к разбойничьему логову подобраться.

— Толку-то от того Еремки, — отмахнулся губной староста. — Что Роман на Мертвых болотах сидит — мы и так знаем. А как добраться до них, не то что Еремка, даже местные жители не ведают. Так что правильно мы его запороли. В устрашение другим.

— Может, и так. А может, и нет. Эх, и с засадой у нас ничего не вышло! Плохонько стрельцы твои воюют, Егорушка, из рук вон плохо!

— Замешкались. Да и навык подрастеряли. Давно не воевали. А для разбойников лихое дело — привычное. Да и лес они хорошо знают. Ладно, дело прошлое. Сейчас надо кого-нибудь из лиходеев в ловушку заманить и выпытать, где шайка хоронится.

— Твоими бы устами мед пить, — кисло улыбнулся воевода. — Как ты его заманишь?

— Буду думать.

— Дело хорошее… И вот еще что — надо бы Алексашке да Панкрату языки укоротить. Они сказ Матвея слыхали. А им что-то секретное сообщить — все равно что в колокол вечевой бить. Вмиг раззвонят — всему городу все известно будет.

— Укоротим. Ежели только уже не раззвонили, — с досадой произнес губной староста.