Татьяна Романова - Сизые зрачки зла

«Ей дали на подпись такую же бумагу, что и мне, – догадался Платон, – свиданий больше не будет».

Помочь графине не мог никто, кроме всесильного Чернышева. Может, тот тоже выставил ей счет, как и Горчаковым, и женщине пришлось заплатить? Интересно, что этот хитрец потребовал со своей родни? Платон ни на минуту не сомневался, что ставку Чернышев не снизит ни для кого. Скорее всего, тот нацелился на состояние графа Владимира, но тогда его бедной матери и сестрам придется навсегда переселиться к тетке. Александр Иванович Чернышев оказался безжалостным противником.

Платон добрался до конюшни, разбудил дежурного, дождался, пока тот оседлает его любимца – белого, как сметана, Цезаря, и выехал на прогулку. Пролетев Конюшенную, он понесся в сторону Летнего сада. Город просыпался: открылись ставни лавок, у дворянских особняков мели улицу дворовые, посвистывали лошадям извозчики. Платон пришпорил коня и полетел к узорной решетке Летнего сада, надеясь вновь остаться в благословенном одиночестве.

В саду действительно еще никого не было, он один скакал по пустым аллеям. Было в этом что-то фантастическое. Платону даже показалось, что если он крикнет что-нибудь в тишину прекрасного сада, то его слова упадут в реку бытия. И он закричал:

– Господи, дай мне еще один шанс!

Горчаков и сам не понял, чего он просил. Вернуть доверие младшего брата? Или не забирать полк? А может, он просил избавления от одиночества? Однако слова вырвались, и значит, так было нужно. Необъяснимое предчувствие, что его жизнь вот-вот изменится, родилось в душе Платона. Он больше не жалел о том, что отдавал, и теперь смотрел вперед. Как ни смешно, но именно Летний сад и быстроногий Цезарь вернули его к жизни – дальше он собирался идти сам.

К тому времени, когда он добрался до своего дома, улицы уже шумели, прохожие бежали по делам, а по проезжей части спешили экипажи, даже у его собственного крыльца стояла ямская карета. Он поднялся к себе и отворил дверь. Ординарец выбежал ему навстречу, но выглядел тот каким-то потерянным.

– Ваше сиятельство, – пробормотал он, – тут такое дело…

– Что случилось? Известие о Борисе?

– Нет, про Бориса Сергеевича ничего не сообщали.

– Да? Так что же? – уже спокойнее осведомился Платон.

– Там в гостиной две барышни сидят, они сказали, будто вам – сестры.

– Кто?.. – изумился князь.

– Они так сказали, – замялся ординарец и тихо добавил: – дамы ведь, не выгонять же их.

– Я разберусь, – пообещал Платон и направился в гостиную.

На диване, держась за руки, замерли две юные девушки, скорее всего, им было лет по пятнадцати, не более. Сильно схожие в тонких чертах овальных лиц, они разительно различались красками: одна была рыжей, с яркими зелеными глазами, а вот вторая – синеглазой брюнеткой. Сестры? Но в их роду рождались только мальчики, у него не было даже кузин. И вдруг Платон понял, что ординарец сказал правду. Юная брюнетка казалась знакомой – она очень напоминала его мать. В холостяцкой квартире Платона действительно сидели сестры – дочери его матери от второго брака.

При его появлении девушки замерли, у обеих на лицах проступила скованность. Платон отметил, как их пальцы сжались еще сильнее, а спины выпрямились. Гостьи опасались плохого приема и старались держаться независимо. Он подошел к ним и поклонился, пытаясь выглядеть как можно радушнее.

– Меня зовут Платон Горчаков, – представился он. – Вы хотели меня видеть?

Девушки, как по команде, поднялись и, все так же держась за руки, молча стали перед ним. Платон не торопил их, давая возможность справиться с волнением. Наконец рыжеволосая чуть заметно выступила вперед, как будто закрывая собой сестру, и объявила:

– Мы приехали сюда по решению матери. Она велела нам разыскать вас.

– Я очень рад, – мягко подбодрил ее Платон. – Можно мне узнать ваше имя?

– Меня зовут Полина, а мою сестру – Вероника ди Сан-Романо.

Девушка говорила по-русски чисто, и только чуть заметный певучий акцент выдавал в ней иностранку. Ее синеглазая сестра тоже вступила в разговор:

– Нас крестили в православной церкви как Прасковью и Веру, можно называть нас и так.

– Не нужно называть нас так, – возмутилась рыжеволосая, – лучше уж, как мама звала.

Но Платона их перепалка больше не интересовала, он зацепился за сказанное Полиной слово.

– Вы сказали «звала», почему? – тихо спросил он, уже поняв, что все кончено.

– Потому что мама умерла… – со слезами в голосе объяснила Полина, а Вероника всхлипнула вслед за ней. – Теперь, по ее завещанию, вы – наш опекун.

Осознав, что ему нужно немедленно выпить, Платон налил себе полстакана анисовой. Появление в доме сестер перевернуло его жизнь с ног на голову. Щемящая боль, родившаяся в его груди из-за смерти матери, переплеталась с просыпающейся нежностью к юным родным существам. Но и ревность тоже не дремала – ведь именно сестрам, а не им с Борисом, досталась последняя любовь матери. Полина передала брату мягкий сафьяновый портфель с документами. Там лежали метрики и паспорта сестер ди Сан-Романо, завещания их родителей и письмо, адресованное ему. Платон до сих пор так и не решился открыть его. Что написала ему мать? Судя по тому, что рассказали сестры, она получила его письмо с известием о Борисе. Горчаков сделал изрядный глоток анисовой и вспомнил рассказ сестер.

Дочери-двойняшки были единственными детьми графа Теодоро и княгини Горчаковой, ставшей в Италии графиней Катариной. Новая семья матери слыла очень богатой. Банк, принадлежащий Сан-Романо на протяжении уже нескольких веков, процветал. Граф очень любил свою красавицу-жену, а дочек боготворил. Сестры искренне считали, что их маленький рай будет существовать всегда, но во дворец Сан-Романо пришла гостья, открывающая все двери. В Риме началась эпидемия холеры. Граф распорядился срочно паковать вещи, чтобы выехать на виллу в горах, отъезд удалось подготовить за несколько часов, только вот утром половина слуг уже лежала пластом, а к вечеру слег и сам хозяин. Тогда мать посадила двойняшек в экипаж и отправила их вместе с русской няней Марусей на виллу.

До лежащей высоко в горах маленькой деревушки и десятка вилл, разбросанных на склонах вокруг нее, болезнь не добралась, все здесь были здоровы. Девушки успокоились и стали ждать приезда родителей. Тем страшнее оказался полученный удар. В письме, доставленном из дома, мать сообщила, что отец их скончался, а сама она больна. В том случае, если она не выживет, графиня Катарина приказывала дочерям немедленно выехать в Россию к старшему брату. Слуга, привезший письмо, сообщил перепуганным девушкам, что их матушка так и не смогла победить болезнь и скончалась на следующий день после того, как им написала. Он передал юным графиням сундук, куда их мать сложила все драгоценности и деньги, найденные в доме. Там же лежал и портфель с документами.