Татьяна Романова - В погоне за «Босфором»

Отгремел полонез. Надин обещала Шереметеву вальс, а он был лишь третьим танцем. До вальса она танцевать не собиралась и не поверила своим глазам, узрев перед собой кавалера, да еще и какого! «Дядюшка» Александр Иванович Чернышев лихо щелкнул каблуками, склонил перед ней голову и изрек:

– Позвольте, графиня, иметь честь пригласить вас на кадриль.

Эта заученная фраза прозвучала в его устах настолько двусмысленно, что Надин с сомнением оглянулась на свою опекуншу. Та чуть заметно прикрыла глаза, подсказав, что не стоит отказывать, и Надин кротко согласилась:

– Благодарю.

Чернышев подставил ей локоть и повел к другим парам.

– Вашу семью можно поздравить с прекрасной партией, сделанной старшей дочерью, и блестящей, на которую рассчитывает средняя? – поинтересовался Чернышев. В его тоне сквозила неприкрытая издевка. Мгновенно забыв о своем твердом намерении изображать скромную овечку, Надин парировала:

– А вас, ваше сиятельство, можно поздравить с новым титулом?

– Да-с, его императорское величество оказал мне величайшую милость, – подтвердил Чернышев, и опять напомнил: – Помилуйте, Надин, мы с вами – родня, зачем хранить секреты от близких людей?

– У меня пока нет никаких секретов, а если появятся, я не стану ничего скрывать от вас, – пообещала Надин, скромно опуская ресницы.

Подарив ей передышку, грянула музыка. Фигуры кадрили пусть и ненадолго, но развели ее с нахальным родственником. Но от Александра Ивановича не так-то просто было отвязаться. Танец закончился, он вновь предложил Надин руку, и повел назад – к опекунше. По всему выходило, что сейчас новоиспеченный граф обязательно скажет то, что хотел довести до сведения непокорных родственников. Так оно и вышло: Чернышев чуть замедлил шаг, как будто пропуская вперед другие пары, и произнес:

– Вы замахнулись слишком высоко – вряд ли Шереметеву позволят самому решать свою судьбу. Так что если здесь не выгорит, я буду рад подобрать вам другого графа: мой протеже Иван Печерский жаждет стать вашим женихом. Вы ведь уже давно знакомы, он от вас без ума. Так что дело только за вами.

Надин очень хотелось произнести вслух, что она на самом деле думает о его предложении, но, вспомнив свое твердое решение стремиться к идеалу, она взяла себя в руки и как можно любезнее сказала:

– Благодарю вас за заботу, но граф Иван Печерский мне не подходит.

– Вот как? – удивился Чернышев. – Он знатен, не урод – что же в нем не так?

– Он не Шереметев, – объяснила Надин. – Вы сами понимаете, что этим все сказано.

– Ну, хозяин – барин, было бы предложено, – иронично отозвался Чернышев. Они подошли к графине Кочубей, кавалер поблагодарил Надин за танец и откланялся.

Мария Васильевна сразу же забросала Надин вопросами:

– Что ему было нужно?

– Поздравил нас с замужеством Веры и намекнул, что знает и о моем.

– Больше ничего?

– Ничего, – как можно увереннее подтвердила Надин и, увидев идущего к ней Шереметева, свернула неприятный разговор: – Граф идет за мной, сейчас заиграют вальс.

Она так просияла при виде жениха, что бедный молодой человек уверовал, что его чувство взаимно. Он с нежностью посмотрел в синие глаза своей избранницы и, раскрыв сердце, заговорил с ней о любви. Как же счастливы они были! Какой же это божественный танец – вальс!

Танцы – это так мило…Императрица-мать разглядывала танцующих. Она вновь с гордостью убедилась, что ее сын и невестка – самая красивая пара на этом балу. Как же она была права, когда выбрала в жены своему Нику именно Шарлотту Прусскую!. Теперь ее сын счастлив. Крошка Лотти – эталон жены и матери, она не слишком образована, зато добра и скромна, предана семье и не станет докучать мужу, вмешиваясь в политику. Мария Федоровна уже насмотрелась на умных и образованных – покойная невестка Елизавета всегда знала себе цену, но что это дало и ей, и ее мужу, кроме многолетнего отчуждения и холодной постели? Императрица вновь мысленно помянула недобрым словом свою покойную свекровь – той так хотелось передать корону внуку, минуя сына, что она не постеснялась женить подростка. Как можно так поступать? Никакие соображения нельзя поставить выше интересов детей, но Екатерина Великая плевать хотела на все, кроме собственных прихотей.

Воспоминание о свекрови распалило желчь, и Мария Федоровна постаралась отогнать печальные мысли. Куда веселее наблюдать за человеческими слабостями – те так явно читаются по лицам гостей. Императрица всегда умела разбираться в людях, а к старости она даже перестала нуждаться в словах – лишь смотрела в лицо человека и сразу же узнавала всю его подноготную. Начав привычную игру, она стала вглядываться в лица танцующих, пытаясь разгадать их мысли и желания.

В первой четверке пар кадрили, кроме ее детей, танцевали новороссийский генерал-губернатор Воронцов с женой, светлейший князь Черкасский с сестрой и генерал Нарышкин со своей супругой Ольгой. Императрица припомнила жалобы бывшей любовницы своего сына и усмехнулась. Приходит время, и судьба ставит любого человека по другую сторону зеркала, давая тому возможность посмотреть на себя со стороны, только не все это замечают. Вот и Мария Антоновна не понимает, что смотрит на себя молодую: такая же сжигаемая зовом тела распутная польская княжна, как она сама двадцать пять лет назад, живет в свое удовольствие, цинично используя мужчин.

Внимание императрицы привлек Воронцов: когда дамы поменяли кавалеров, а ему вместо жены протянула руку Ольга Нарышкина, лицо генерал-губернатора просияло. На губах красавицы-польки расцвела точно такая же победная улыбка, как сияла когда-то на лице ее тетки, танцующей с императором Александром.

«Все старо, как мир, – философски признала Мария Федоровна и тут же поправила себя: – но второй княгини Нарышкиной нам не надо, мы и с первой наелись досыта. Нужно укоротить эту красотку, ее предшественница хотя бы в собственном доме не пакостила, а эта у родной сестры мужа отняла. Что там говорила Мария Антоновна – генерал Киселев, князь Ордынцев, а теперь еще и Воронцов?.. И все это одновременно, прямо Мессалина какая-то».

Напрашивалось простое решение: выпроводить княгиню Ольгу из обеих столиц – пусть едет обратно в Одессу, а там тетка научит ее правилам приличия.

«Кисилев сидит в Тульчине, туда она вряд ли поедет. Нужно отвадить от нее и Ордынцева. Впрочем, тот пока холостяк – и никто ему не указ, может делать все, что хочет, – задумалась императрица. – После того, как его мать сбежала в Италию, этого молодца и вовсе некому контролировать».

Татьяну Ордынцеву государыня уважала за бесспорный деловой талант, та, уезжая, сделала сына богатым, как Крез. Одного только не понимала императрица: с чего это вдруг стоящая двумя ногами на русской земле женщина подалась в католичество?