Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

Спонтанная реакция в масштабе целой страны не имеет аналогов в нашей истории и сравнима лишь с теми потрясениями, какие испытали США после убийств Кеннеди и Лютера Кинга. Природа последних преступлений и социальный вес жертв совершенно иные, но психологическая реакция общества удивительно сходна. В Англии так же, как много лет спустя в Америке, люди поняли: если общество не способно предотвратить такие гнусные преступления, следовательно, оно гниет изнутри. «Недавние зверства характеризуют нашу нацию как сборище диких варваров», – писал У. Уиньярд, излагая свои мысли по поводу совершенствования полиции Джону Беккетту, тогдашнему заместителю министра внутренних дел. Многие высказывали подобные суждения. В трехстах километрах от Лондона, в Кусуике, Роберт Саути делился с Невиллом Уайтом, человеком, с которым состоял в переписке, сутью того, что вызвало в нем волну переживаний и самокритики:

«В нашей стране теперь только и говорят, только и думают об ужасных убийствах, наградивших клеймом позора не только полицию, но и всю землю, где мы живем, и саму человеческую натуру. Никакие обстоятельства, не касающиеся непосредственно моей персоны, никогда меня так не волновали. Я бывал более задет, сильнее потрясен, но никогда чувства страха, негодования и удивления не перемешивались с сознанием незащищенности, которое общество на данном этапе развития доселе не испытывало. И еще с пониманием, насколько унижен наш национальный характер. Я давно сознавал, что требуется совершенствование полицейской системы, и надеюсь и верю, что последние чудовищные события заставят принять меры к тому, чтобы полиция стала такой же бдительной, как в Париже. Не может быть слишком строгих полицейских законов, и легко доказать, что чистейший абсурд считать, будто полиция несовместима с английскими свободами».

Саути четко формулирует суть спора, предмет которого не изменился за пятьдесят лет. Каким образом может сосуществовать эффективная полицейская система с традиционными английскими свободами? Англичанам были известны только французские полицейские силы, и они считали их орудием вооруженного террора. Не многие решались выступать за реформы из опасения, что они повлекут за собой установление тирании. Вот почему 27 декабря, во время наивысшего взлета страха на Рэтклифф-хайуэй, Джон Уильям Уорд мог написать своему другу: «В Париже превосходная полиция, но, по мне, лучше пусть раз в три-четыре года режут с полдюжины глоток на Рэтклифф-хайуэй, чем терпеть визиты полицейских в свой дом, соглядатаев и прочие изобретения Фуше».

Но могла ли старая полицейская система пережить шок убийств на Рэтклифф-хайуэй? «Лондон кроникл» в передовице своего рождественского номера страстно призывает создать правильную полицейскую организацию. «Морнинг пост» указывает, какой существует выбор: «Либо респектабельные главы семей вынуждены будут защищать себя сами, либо мы обзаведемся регулярно набираемыми вооруженными полицейскими, которые будут служить под началом опытных офицеров». Однако не все считали предмет настолько простым. «Морнинг кроникл» напоминала читателям, «как хитроумно задумана парижская полиция для осуществления тирании», но вместе с тем признавала, что «пятно на репутации страны требует пересмотра старой системы». И добавляла: «Нам всегда приходится заниматься усовершенствованиями не по выбору, а по необходимости». Общество было потрясено и растеряно.

В результате эта преобладающая невежественность привела к тому, что даже в последующие за убийствами недели, когда паника только-только начинала спадать, а главы семей укрепляли на дверях цепочки и на окнах запоры, идея регулярных полицейских сил находила мало поддержки. Большинство из тех, кому приходила в голову мысль писать в министерство внутренних дел, предпочитали простые решения. Начать реформу со сторожей. Они должны быть моложе, и кому-нибудь – может, полицейскому муниципальной службы? – надо вменить в обязанность по ночам осуществлять за ними контроль. Из сторожек следует убрать стулья, чтобы люди, сидя на них, не засыпали. Сторожей надо вооружить пистолетами и короткими саблями и забрать у них трещотки. Можно было бы убедить поступить на службу более достойных людей, если бы было принято решение сменить унизительное название «сторож» на «ночной дозор». Прекратить всякие отношения между сторожами и проститутками, для чего любую женщину, если та «предпримет хоть малейшую попытку кого-то соблазнить, отправлять на просеивание шлака. А если она больна – к врачу. Если осуществить подобный план по всему королевству, это сбережет больше солдат и матросов, чем две тысячи докторов, и, кроме всего прочего, будет способствовать увеличению населения». Один ярый реформатор даже предлагал сажать сторожей за решетку, если на их участке произойдет ограбление.

Были и такие, у которых вовсе разыгралось воображение. Кто-то считал, что осужденных воров надо клеймить буквой «В». А если злодейское преступление отличалось особой жестокостью – буквой «З». Подозреваемых же – буквой «П». Многие поддерживали идею большего вознаграждения за информацию. Другие считали, что преступников следует отправлять в армию, чтобы они сражались там, где опаснее всего. Джордж Грин из Челси не боялся тирании и рекомендовал полицейскую систему, которая в то время действовала в Санкт-Петербурге, где каждый домовладелец под страхом тюремного заключения должен был докладывать о всяком новом жильце в своем доме. А новый жилец – в течение недели прийти и зарегистрироваться. Один подрядчик на установку освещения на улицах видел решение проблемы в улучшении фонарей. А другой полагал, что через каждые 200 ярдов надо сооружать высокие маяки с мощными газовыми фонарями и услужливо присовокупил к своему предложению рисунок, напоминающий Эйфелеву башню. Гарнет Терри из Финсбери, учитывая урок печальных событий, сформулировал мысль практическим образом: «Каждый дом, где есть способный носить оружие мужчина, должен обеспечить себя кортиком, метательным копьем и пикой. Кроме того, необходим маленький щит из плетеных ивовых прутьев диаметром двенадцать или более дюймов с крепкой ручкой из ивняка, идущей перпендикулярно от центра к краю изогнутой части. Правильно сделанный, такой щит способен выдержать удар молота или лома, и подвергшийся нападению выиграет время, чтобы схватить кортик или пику».

Возможно, решительный министр внутренних дел сумел бы в 1812 году протолкнуть через палату общин радикальный закон о столичной полиции. Мнение общественности было подготовлено, и 18 января Райдер обратился в парламент с предложением изучить положение с ночными сторожами в столице. Если ему требовалось напоминание, насколько этот вопрос беспокоит людей, он получил его накануне дебатов. Все еще напуганный корреспондент писал, что во время заседания палаты зрителей pro bono publico [22]следует удалить из зала, а репортеров допускать лишь в том случае, если не будут упоминаться имена выступающих, «чтобы их не запомнили негодяи, для которых не существует ни закона, ни веры. У них не дрогнет рука расправиться с этими господами». К счастью, все страхи по поводу pro bono publico оказались преувеличенными, а известность тех, кто выступал в дебатах, свидетельствует о волнении и тревоге, охвативших даже парламент.