Виктор Полонский - Опасная игра Веры Холодной

— Здравствуйте, — спохватившись буркнул Вере Сиверский.

Она ответила улыбкой и кивком. Ханжонков помедлил еще несколько секунд и огорошил вопросом.

— Я не пойму, о чем вы говорите? — не сдавалась Вера. — Какой шанс? В чем я должна признаться? Объяснитесь, пожалуйста.

— Давать объяснения придется вам! — Голос Александра Алексеевича звучал не слишком резко, но и не очень любезно. — И желательно не затягивать, потому что у меня мало времени.

Вера растерянно пожала плечами, похлопала ресницами и прикинула, что, резко вскочив на ноги, она сможет схватить Пегаса и ударить им Ханжонкова по голове. Нет, велик риск, что он увернется. А что, если бросить статуэтку в окно? Шума от разбившегося стекла будет много, и в коридоре услышат, и на улице. Прибегут люди, спасут… Ишь ты, времени у него мало! А сколько времени осталось у нее? А швыряя статуэтку в окно, непременно надо воскликнуть: «Ботаник, игра проиграна!» Это может вызвать у врага смятение. Хотя какое тут может быть смятение? Взгляд холодный, безжалостный, немного странный, будто он что-то прикидывает. Не иначе, решает, как станет ее убивать…

Внутри потянуло холодком, руки и ноги онемели, левое веко начало предательски подрагивать. Вдох прервался на середине, отчего в горле возник звук, похожий на всхлип, во рту пересохло. От сигарного дыма закружилась голова. Вроде бы дорогое баловство, а воняет хуже мужицкой махорки.

— Вы из тех, кто не любит сознаваться, — раздраженно констатировал Ханжонков. — Что ж, тогда я вам помогу. Вы солгали про то, что хотите вложить в мое дело некий капитал, Вера Васильевна.

— Почему солгала? — тонко передернула Вера. — Я располагаю средствами, о которых шла речь. Если желаете, то…

— Располагать — это одно, а желать вложить их в дело — совсем другое, — перебил Ханжонков. — Пора раскрывать карты, Вера Васильевна. Не считайте меня наивным простофилей. Вы не первая, кто пытался меня обмануть.

От этого обстоятельства Холодной лучше не стало. Даже наоборот — хуже. Холодок внутри, усилившись, превратился в могильный холод. При мысли о том, что вместе с ней погибнет и ее ребенок, захотелось не просто плакать, а выть в голос.

— Ладно, — вздохнул Александр Алексеевич, снова переглядываясь с Сиверским (Вера вспомнила, насколько не любил ее отец, окончивший словесное отделение Московского университета и преподававший русский язык, этого вульгарного купеческого слова). — Из вас, Вера Васильевна, слова клещами тянуть приходится.

«А ты хочешь, чтобы я тебе все выложила? Про контрразведку и вообще про все? Накося, как говорят в народе, выкуси». Вера мысленно показала Ханжонкову кукиш и постаралась взять себя в руки — наступал самый ответственный момент. Веко перестало дергаться, руки начали слушаться, а вот ноги были словно ватные. Не вставая, схватить статуэтку и запустить ею в окно было невозможно. Но можно хотя бы закричать… Вера набрала в грудь побольше воздуха…

— Тогда уж я сам докончу за вас. — Ханжонков преспокойнейшим образом пыхнул сигарой, погладил бронзового Пегаса по холке, растянул губы в бледном подобии улыбки (которая, по мнению Холодной, скорее была похожа на звериный оскал) и спросил: — Вы ведь не в дело вкладываться собираетесь, а сниматься у меня хотите, верно?

— Сниматься?! — выдохнула Вера. — Я?! У вас?!

Померкший было в преддверии смертного часа мир снова заиграл яркими красками. Господи! Спасибо тебе! Как хорошо все вышло! Как хорошо, что она не поспешила признаться! Сниматься в кино! Это называется «убить одним выстрелом двух зайцев». Впрочем, нет, пока только одного, ведь Ботаник еще не разоблачен.

Желание разоблачить шпиона было настолько сильным, что Вера даже немного огорчилась тому, что это разоблачение (пускай только в ее глазах, пускай и с угрозой для ее жизни) сорвалось. Но радость от грядущей перспективы сниматься в кино вытеснила все прочие чувства.

— Да! Конечно! Мечтаю! — торопливо частила Вера. — Кино — это мое призвание! Я давно это поняла!

Теперь ей казалось, что Ханжонков смотрит на нее благосклонно. И голова перестала кружиться, и сигарный дым казался фимиамом [74] Благовонием ( др. — греч .). . Смешно подумать, что чуть раньше она собиралась устроить здесь дебош!

— Так почему не сказали сразу? — мягко укорил Александр Алексеевич. — Всем было бы проще. Елена Львовна в свое время так и поступила. Явилась ко мне, заявила о своем желании и, непонятно зачем, спела мне что-то из репертуара Вари Паниной [75] Варя (Варвара Васильевна) Панина (1872–1911) — широко известная исполнительница цыганских песен и романсов. . Пока она пела, я успел оценить ее cinйmagйnique, [76] Киногеничность ( франц .). иначе говоря, понять, подходит ли она для кино. Я вообще очень быстро оцениваю cinйmagйnique. Только с вами вышла небольшая заминка. У вас очень интересное лицо, живое и выразительное. Чувства сменяют друг друга очень быстро. Для кино такая быстрота чрезмерна, в кино важно уметь держать кадр лицом, но это дело поправимое. Верно я говорю, Михаил Дмитриевич?

— Верно, Александр Алексеевич, — с готовностью подтвердил Сиверский. — На Амелию будем пробовать? Или на Петронеллу?

— На Амелию, — не раздумывая, ответил Ханжонков, переводя взгляд на Веру. — Картина «Жизнь в смерти», которую будет снимать Чардынин, непременно произведет фурор. И вы, Вера Васильевна, можете сыграть в ней главную роль. Заметьте, — он потряс в воздухе сигарой, не замечая того, что с нее на стол упал столбик пепла, — что пока я ничего не обещаю, а всего лишь намерен попробовать. Сюжет картины таков. Главный герой, известный доктор по фамилии Рено, желая сохранить нетленной красоту своей любовницы Амелии, убивает ее и бальзамирует труп…

Верина радость немного померкла. Не очень-то хотелось, чтобы ее убивали, пусть даже понарошку, не очень-то хотелось играть труп. Но что поделать, не та ситуация, чтобы устраивать торг.

— Рено сыграет Мозжаров, его ассистента — Аркадин-Чарский, а на роль влюбленного в Амелию шансонье я надеюсь уговорить нашего Плачущего Арлекина Александра Крутицкого.

«Я встретил вас, прелестное виденье, мой нежный друг, надежда и печаль…» — зазвучал в ушах высокий мелодичный голос, а перед глазами появилось призрачное видение — худощавый бледный мужчина во фраке стоит возле рояля и поет, протягивая руки к Вере [77] См. первую и вторую книги серии. . Вот призрак «переоделся» в белый балахон и высокий белый колпак с загнутым вниз концом. Вот призрак растаял и голос умолк.

— Вы взволнованы? — по-доброму, по-свойски, спросил Александр Алексеевич.

— Да, — честно призналась Вера. — Очень. Я как будто сама не своя!

— Это хорошо, — одобрил Ханжонков. — Хладнокровие несовместимо с актерской профессией. Тогда отложим пробы на завтра.