Эд Данилюк - Пожар Саниры

Следующим по удалённости был Город-у-Холма, родное селение Цукеги. Вот он был огромным, процветающим и могучим. Там жили мудрые жрицы, велеречивые слагатели песен, сильные воины, могущественные колдуны, способные делать так, чтобы из камня вытекала медь… Однако об угрозе нападения и этого города трудно было думать всерьёз – сосед находился слишком далеко, в семи днях пути.

– Для священной войны расстояние не имеет значения, – мрачно буркнула бабушка, легко догадавшись, о чём думает внук.

– Сёстры-богини на нас разгневаны, – продолжала Цукеги. – И гнев этот ужаснее всего, что когда-либо видели люди в этом мире. Кто из нас может вспомнить случай, чтобы богинями был отвергнут город, уготованный им в жертву? Никакая война, никакое бедствие, никакое несчастье не сравнится с тем, что ждёт нас…

Жрица замолчала. В толпе тоже умолкли все разговоры. Не было слышно даже шороха одежды. Висела мёртвая тишина. Её обросшие густой шерстью лапы обнимали холм, закрывая его от всего остального мира. Воздух не мог пробиться внутрь, и оттого безмолвие душило. Злобно ощерившиеся острые клыки отпугивали любые звуки, и попавшие в объятия тишины люди глохли, придавленные зверями безысходности.

– Это не тот гнев, который можно развеять дарами и подношениями, – произнесла Цукеги мрачно. – Что мы можем предложить сёстрам-богиням, если они отвергли целый Город? – Она беспомощно развела руками. – Такой гнев, возможно, ничем нельзя уменьшить. Вообще ничем. И всё же, если что-то может задобрить Небо и Землю, то это очищение всех и каждого из нас. Отныне мы должны строго следовать обычаям предков, соблюдать все ритуалы, не допускать небрежностей в песнях, приносить все жертвы. Даже если нам уготовано оставаться в этом мире лишь до сегодняшнего вечера, мы должны прожить это время так, чтобы не бояться ответа перед богинями.

Наистарейшая кивнула. Разговор на совете наконец-то пошёл о том, что важно на самом деле.

– Что значило бы в обычное время переселиться на новое место без Великого Обряда? Смерть от мора и ужасающих несчастий, ибо первая из двух сестёр, богиня-Небо, перестала бы нас защищать. Гибель выживших от голода, ибо вторая сестра, богиня-Земля, не дала бы нам урожая. Жуткий холод зимой, ибо сёстры не дарили бы нам тепла. Ну а если бы случилось тройное диво и кто-то уцелел, то ни у кого из нас больше никогда не было бы детей, ибо бог-Змей перестал бы одаривать Город здоровьем. – Цукеги вновь замолчала, обводя женщин совета острым взглядом. – Это несчастья, которые грозят за переселение без предания Города в жертву в обычное время, – продолжила она. – Что же сделают с нами богини теперь, когда их гнев и так превышает всё виденное в этом мире!

Женщина перевела взгляд на Падани. Выражение лица у той оставалось упрямым, и Цукеги открыла было рот, чтобы добавить ещё что-то, но тут вскочила Хорави, третья из жриц Города, служительница богини посевов и скота.

– Нам переселяться нельзя! – крикнула она. – Это очевидно. Но понимаем ли мы, что не выживем здесь ещё одно лето? Сёстры-богини уже давно ждали Великой Жертвы и с каждым летом дарили нам всё меньшие урожаи. Засиделись мы на этом месте! Неужели вы уже позабыли, что последние зимы у нас был голод? Умирали люди. Этой весной мы не сеяли – были уверены, что уйдём. Даже если мы сейчас бросимся в поля, то на утратившей плодородие почве полба [9], посеянная так поздно, может и не подняться. Сорняки – та же рожь – забьют немногие ростки. Урожай соберём мизерный, ещё меньший, чем прошлым летом. Голод будет страшный, ничего похожего на то, что мы до сих пор переживали. Уже в следующую зиму умерших в наших домах будет больше, чем живых! И это ещё не всё! Нам нечем кормить скот. Мы заберём под посевы последние скудные луга, останемся без сена, а значит, вскоре лишимся мяса и тягловой силы. И через зиму потеряем от голода ещё столько же людей!

– Это если сёстры-богини позволят нам дожить до завтра… – буркнула Цукеги, поморщившись.

Она никак не ожидала, что такая же жрица, как она сама, поддержит, пусть и не прямо, возможно, даже неосознанно, Падани. Всё, что говорила Хорави, было правдой, но… Уйти без проведения Великого Обряда всё равно невозможно. Зачем тогда эти слова?

– Количество больных в последние лета сильно увеличилось, – продолжала Хорави, запнувшись лишь на мгновение. – Если мы останемся, болезни обрастут Город, как мох дерево. К тому же мы забрались слишком далеко на север. Здесь и так зимы холодные, а в последнее время они стали гораздо злее. Каждую зиму у нас замерзает несколько человек…

Субеди неуютно поёрзала на троне.

– Тебя послушать, – проскрипела она, – так если бы несчастная Нанини не умерла зимой, так весной умерли бы все мы. Что бы мы делали, если бы она оставалась жива?

Старшая жрица явно не ожидала ответа на свой вопрос, но Хорави с независимым видом тут же сказала:

– Вовремя посеяли бы хлеб!

Субеди устало пошевелила плечами, отчего топор и молот едва не выпали из её дрожащих под тяжестью их веса рук.

– Что ты предлагаешь? – тихо спросила Наистарейшая.

Хорави запнулась, будто наткнулась на какое-то препятствие. Посмотрела на Субеди. Вздохнула.

– Я не знаю, – произнесла наконец. – Город не был принесён в жертву.

Опять воцарилась тишина.

Санира растерянно оглянулся на Ленари. Он искал на лице бабушки привычное «Всё будет хорошо!», но та молчала, с тревогой глядя на женщин совета.

– Мы же всегда сможем добыть еду охотой, – негромко сказал он.

Ленари, насупившись, покачала головой:

– Что за охотники из хлеборобов! Одну косулю принести может любой дурак, а вот прокормить целый Город…

Женщина поглядела на внука, увидела что-то на его лице и улыбнулась. Потрепала жёсткой ладонью его длинные чёрные волосы:

– Не волнуйся, что-нибудь придумаем.

Санира пожал плечами. Мол, я и не волнуюсь.

– А новое место? – встрепенулась Падани. – Оно ведь великолепно! Нам с ним повезло! Если мы не переселимся, его займёт кто-то другой! Едва богиня-Небо не откроет свой ночной глаз, как священный запрет, оберегающий ту землю для нас, перестанет действовать.

– И что? – пожала плечами Цукеги. – Мы ничего с этим поделать не можем! Считай, мы то место уже потеряли.

– Можно отослать туда часть мужчин, чтобы они начали строить новый Город, – упрямо сказала Падани.

Ну конечно! И чтобы они увели с собой на свежие пастбища волов дома Падани. Подальше от голодающих горожан.

Толпа зашумела. Зашумела враждебно. Предложение никому не понравилось. Недовольных было так много, что стражники заметались, не в силах восстановить тишину.

– Этого делать нельзя… – нехотя сказала Субеди. Толпа, согласная с ней, чуть успокоилась. – Разделив целое, мы получим не две силы, а две слабости.