Эд Данилюк - Пожар Саниры

Ленари уже приходила сюда чуть раньше, днём, уже пыталась обменять посуду и полотно на хлеб, уже поняла, что единственное, что ещё можно сбыть купцам, – это медь. Самородок, однако, унесли с собой Мадара и Санира, и пришлось ждать, пока они вернутся.

К старухе сразу же подскочил один из купцов и вежливо, но напористо пристроил её с краю линии торговавших горожан.

– Ну и ну! – с раздражением скрипела Ленари. – Что же это такое! Где это видано, чтобы человек и купец разговаривали не на равных, а… – Она закашлялась.

Будто этого мало, откуда-то из толпы вынырнул стражник и прямиком направился к Ленари. Он сказал ей что-то; старуха с изумлением его переспросила.

Воин повторил:

– Завтра один мужчина дома – на восстановление городских ворот, а потом – на каменоломню, забрать кремень.

– Это неслыханно! – вскрикнула бабушка.

Мадара и Санира переглянулись. Как это понимать? Что это вообще значит?

Стражник не уходил. Наверное, ожидал согласия.

– Никого не получишь! – закричала Ленари. – Иди отсюда! – И добавила себе под нос: – Даже Наистарейшая не может мне приказать, а уж какой-то мужчина тем более!

– Не какой-то, – тут же отозвался воин. – Это решение Га-ролы.

Старуха побагровела от негодования.

– Гарола? А мне что до него? Хотите людей для общественных работ – идите к Субеди, пусть созывает совет!

Стражник сопел и смотрел в сторону. Для него подобные приказы тоже были в новинку. Как себя вести, как настаивать, что делать, когда их вот так вот, сходу, отказываются исполнять, он не знал. Да и никто не знал.

Ленари повернулась к воину спиной, пригнулась к земле и принялась перебирать свой товар.

– Ты что, не понимаешь? – стражник заговорил сухим тоном. – Гарола получил полномочия войны!

– Вот пусть войной и командует! – отозвалась старуха.

Ей хотелось дать этому наглому мужчине настоящий отпор, выместить на нём всю обиду от неудачи с Десуной, скандалить, кричать, рвать на себе волосы, швырять в нахала мусором, призывать кару богинь, но она как могла сдерживалась.

– Не только твой дом должен выделить мужчин для работ, – нервно оглядываясь, бормотал стражник. – Все должны. К чему разговоры!

Что-то необычное, смутное расправляло в этот момент свои непомерно длинные крылья. Осторожное, оно до поры только пробовало когти, острый клюв, всеохватывающий взгляд. Со стороны казалось, что ничего не происходит, всего лишь ругаются стражник и старуха, но шаги этого нечто, грузные, тяжёлые, сотрясали землю, пугая небеса и заставляя замирать весь мир.

– И многих ты уже обошёл? – ехидно спросила Ленари и снова сильно закашлялась.

– Какая разница! – пробурчал стражник, понимая, что старуха его не слышит.

Из-за его спины вынырнула женщина Текуры – воинственная, решительная, суровая, как бог-Змей. Совершенно не церемонясь, не пытаясь объясниться, она оттёрла стражника в сторону. Будто просто переставила его, как ненужный кувшин.

Мужчина не возмутился. Наверное, был слишком смущён отказом Ленари, чтобы обратить внимание на грубость какой-то торговки.

– Та-а-ак, – протянула женщина Текуры. – Что у тебя?

Теперь пришел черёд растеряться бабушке. Неуверенным жестом она указала на разложенные на земле товары.

– Очень хорошо, – сухо ответила купчиха. – Кремни и посуда. Хорошее качество, красивая выделка, всё новое. Вижу, и не надо мне это рассказывать. Взять, однако, не могу.

– Может, Текура?.. – оторопев, спросила Ленари.

– Текура занят. Но и его упрашивать бесполезно. У нас нет места ни для камней, ни для глиняных изделий. – Торговка подобрала с земли самородок и быстро повертела его в руках. – За это могу предложить хлеба. Отличная полба. Выращена на всходе. Медь, конечно, никудышная, однако я дам, не волнуйся, я дам тебе за неё мешок пшеницы!

Мадара и Санира переглянулись. Ленари едва не задохнулась от возмущения.

– Ты хотела сказать, три раза по тринадцать мешков пшеницы! – прошипела она.

Стражник, всё ещё стоявший рядом, тихо рассмеялся и, качая головой, пошёл прочь.

Городской ров

Раздался звук, далёкий, отрывистый, непонятный. Мало кто в галдящей толпе обратил на него внимание.

Ленари, Мадара и Санира тоже его не услышали. Они как раз разговаривали с кем-то из ещё одной, третьей, группы купцов. Бабушке уже сказали, что Гарола хочет выторговать у той шайки всю их пшеницу для Города, и странники перестали давать на обмен хлеб.

Ни одного из предводителей разбойников нигде видно не было. Наверное, поняли, что ничего ценного им уже не предложат, и ушли. Их подручные суетились, оттаскивая добро в лагерь. Каждый из них был готов поговорить, но никто не был готов проводить обмен. Во всяком случае, не был готов проводить обмен по цене, которую Ленари считала хоть сколько-нибудь приемлемой.

Звук повторился, а затем снова, а потом стал раздаваться раз за разом в медленном тревожном ритме, и многие головы наконец поднялись, чтобы посмотреть, что же происходит.

Вокруг уже царили сумерки – то время, когда ещё довольно светло, но вечер безошибочно угадывается. Небо потеряло свою яркость, склоны холмов посерели, поля и Лес погрузились в тень. И лишь у дальнего края земли ещё багровело солнце.

Далёкий звук раздавался всё так же пугающе мерно. Теперь многие его услышали и безуспешно обшаривали взглядом окрестности, пытаясь понять, откуда он доносится. Говор торгующей толпы постепенно затихал.

Что-то блеснуло на центральной площади. Она располагалась выше по холму, и в обычное время её со стороны рва было бы невозможно разглядеть, но сейчас все постройки сгорели, и обзор ничто не загораживало.

Одна за другой стали подниматься руки, чтобы указать на белую фигуру у края площади. Судя по наряду, это была женщина, неподвижная, высокая, худая. Под порывами ветра её одежды трепетали. Будто в угрозе всему миру, фигура стояла с широко разведёнными руками и, казалось, пристально смотрела на толпу…

Звук резко ускорился, застучав быстро, как сердце, и стало понятно, что это удары бубна, беспокойные, зловещие.

Вдруг от ног женщины, обвивая её наискосок всё новыми и новыми витками, устремилась вверх яркая лента пламени. Казалось, сияющий змей в молниеносном броске впился ей в горло.

Тут же наступила тишина. И в этой тишине огонь охватил всю фигуру. От неё повалил густой чёрный дым.

Люди, онемев от ужаса, замерли на месте. Удары множества сердец бешено отсчитывали время, но никто не находил в себе сил ни отвести глаз от страшного зрелища, ни даже пошевелиться.

Городской ров

Из толпы раздался пронзительный вопль, ни на что не похожий, ужасающий, леденящий кровь. И тут же кто-то всхлипнул, кто-то истошно завизжал.