Василий Гавриленко - Младенцы Потерянной Супони

Штефан принялся было доставать из задней части коляски дорожный сундук с багажом, да остановился, решив, что доктор и его спутник могут и передумать ночевать в этом запечье.

Доктор, размышлявший, в какой из троих домов, собственно говоря, постучаться, принял наконец-то решение и направился к крайнему от церкви строению.

Вежливый стук в дощатую дверь поглотила тишина. Снова стал накрапывать дождь, через минуту превратившийся в сущий ливень. Доктор вновь постучал. Дом ответил гробовым молчанием. Бальтазар поднял воротник камзола, надвинул на уши треуголку.

-Что за чертовщина? Эй, хозяева!

Господин Фредерик, лицо которого заливала вода, забарабанил в дверь изо всех сил. В глубине дома появился огонек свечи, замельтешил, задвигался, затем - исчез. У двери послышался шум, точно кто-то отпирает засов.

«Или снимает со стены колун», - подумалось Бальтазару.

Путешественники ожидали, что дверь вот-вот отворится, но шум стих, а дверь так и не открылась. Доктор Кислинг, определенно, выходил из себя. Борода его намокла, с нее потоком стекала прямо за воротник холодная вода, а очки запотели.

-Откройте дверь, здесь дождь! – крикнул доктор.

За дверью по-крысиному зашебуршало, затем раздался грубоватый голос:

-Кто там?

-Господин, - взмолился доктор Кислинг, взглянув на Бальтзара. – Мы прибыли из города по важному делу, нам нужен ночлег. Я заплачу…

Дверь отворилась. Появившийся перед путешественниками господин был явно не настроен шутить. В левой руке он сжимал топор, в правой - свечку.

-Из города?

-Из города, господин, - поспешил сообщить доктор Кислинг. – Ехали два дня и дьявольски устали…

-Не упоминать! – мужчина резко оборвал его. – Не упоминать князя скверны у порога моего дома!

-Прошу простить, - взмолился господин Фредерик, голова которого, залитая водою, стала похожа на голову высунувшейся на поверхность пруда лягушки.

Хозяин дома высунулся из двери, поднес свечу к лицу доктора, затем таким же образом изучил Бальтазара.

-Там кто?

-Это мой слуга, Штефан. И лошадь.

Мужчина поднял свечку над головой и посторонился.

-Можете войти.

Путешественники очутились в освещенной одной лишь свечкой просторной комнате, с камином, дверями в смежные помещения и с лестницей, ведущей наверх.

-Мария, зажги факел, - крикнул мужчина.

Дом благополучно проглотил его крик, оставив тишину.

-Мария.

Где-то наверху раздался топот босых ног, потом до слуха путников донесся девичий голос:

-Что случилось?

-К нам гости.

-Гости?

В голосе скрытой за темнотой девушки нетрудно было прочесть изумление.

-Я не готова!

-Уже легла, - пробормотал хозяин. – Что ж. Потерпите, господа. Я справлюсь сам.

-Не утруждайте себя, - отозвался доктор Кислинг.

-Да, не стоит, - пробормотал Бальтазар, в голове которого, отзываясь во всем теле приятной истомою, все еще звучал голос неведомой Марии. В придорожном трактире, где молодой человек познакомился с Гризеттой, все начиналось примерно также.

Мужчина со свечкой шагнул к одной из дверей и исчез за ней. Путешественники очутились в темноте. Слышно было, как наверху ходит по деревянному полу Мария, а в чулане (или что там у него?) возится хозяин дома.

Бальтазар решил, что кроме этих двоих в доме никто не живет, но ошибся. Разбивая тишину на осколки, наверху раздался крик младенца и, - через мгновение – нежное, несомненно, материнское, воркование. Господин Клаус приуныл: он ожидал, что таинственная Мария окажется дочерью этой мрачной личности со свечкой, а не его законною супругой.

Когда только младенец примолк, дверь чулана распахнулась, и в комнату хлынул свет. С непривычки, свет этот показался путешественникам ярким, как сияние.

Стуча по полу тяжелыми (не иначе, деревянными), башмаками, мужчина проследовал к камину и закрепил факел в зажиме.

Теперь у всех троих появилась возможность разглядеть друг друга. Мужчина оказался пожилым, с объемистым пивным животом, с короткими усиками под плотной ниткой губ, с отвислыми щеками. Смотрел он настороженно и, как показалось доктору Кислингу, печально. Бальтазар же решил, что этот человек смотрит на них с неприятием.

-Доктор Фредерик Кислинг, магистр Бюро по борьбе с мракобесием, это мой коллега господин Бальтазар Клаус.

Бальтазар учтиво поклонился. Хозяин дома кивнул в ответ и представился:

-Отец Генрих Берн, настоятель местного храма.

Бальтазар едва не выронил треуголку, пораженный, что перед ним духовное лицо. Кем, в таком случае, приходится этому человеку женщина наверху и ее ребенок?

Доктор Кислинг также находился в некотором смятении. Следует сказать, что он, с подачи своего неверующего отца, с детства презирал духовное сословие. Став впоследствии кавалером Красной Ленты, он мог позволить себе собственное мнение и считал, что Бюро по борьбе с мракобесием, на самом деле, должно бороться не с чертями, вампирами и вурдалаками, коими наполнено темное народное сознание, а именно со святою церковью.

-Что же … э… господин Берн, мы счастливы оказаться под вашей крышей.

-Я счастлив не меньше, - ответил отец Берн голосом, намекающим на противоположное. От него, похоже, не укрылось нежелание доктора Кислинга обращаться к нему, как подобает – «отец». – Однако ваш слуга до сих пор мокнет под дождем. Пригласите его, у нас имеется отдельная комната. А лошадь пусть сведет на конюшню.

Бальтазар шагнул к двери, впустил в помещение шум дождя.

-Штефан, - крикнул молодой человек в темноту. – Иди сюда.

Послышались торопливые шаги по лужам и терпеливый малый, мокрый до нитки, появился на пороге.

-Да сударь?

- Сын мой, - обратился к нему отец Берн. – Пойдем со мной, и я дам тебе факел, чтобы ты мог управиться с лошадью.

Отец Берн не только дал Штефану факел, но и вызвался проводить его до конюшни. Для этого он надел кафтан из домотканой ткани и остроконечную вязаную шапку.

Пока Штефан и священник отсутствовали, доктор Кислинг и Бальтазар присели к столу, расположившемуся посреди помещения, и стали таращиться в темное пятно окна. Молодой человек с трудом подавлял зевоту, да и господин магистр вовсю боролся со сном.

Когда возвратились Штефан и отец Берн, господа из города почувствовали себя настолько измотанными, что дружно отказались от ужина и попросили поскорее сопроводить их до постелей.

Отец Берн не стал спорить, взял канделябр с тремя свечками и отвел гостей в комнаты наверху, в которых, кстати сказать, их уже ждали чистые постели. Доктор Кислинг захрапел, как только его, еще влажная, голова коснулась подушки. Бальтазар заснул минутой позже, успев подумать, что постели им с доктором подготовила Мария, по всей видимости, жена человека, дававшего обет безбрачия.