Сергей Степанов - Догмат крови

— Скажите, свидетель, вы сюда присланы из Сибири?

— Прямиком из Сибири! — Рудзинский с вызовом оглядел публику.

— Почему вы сознались, что совершили кражу в магазине Адамовича. Потому что не хотели, чтобы вас привлекли к делу Ющинского?

— Чтобы меня не пришили к этому делу.

— С кем вы совершили ограбление?

— С Ванькой Рыжим… с Латышевым…

— Знаете, что Иван Латышев выбросился из окна?

— Слыхать слыхал, но подробностей не знаю.

Чаплинский считал, что Латышев выбросился из-за непростительной оплошности следователя Фененко. Однако этот промах был единственный, который он был готов простить своему бывшему подчиненному. Чаплинский видел, что Сингаевский и Рудзинский произвели на публику и присяжных заседателей отталкивающее впечатление, так что отсутствие Ваньки Рыжего, самого бесшабашного члена воровской шайки, играло на руку ритуальному обвинению. Тем временем прокурор Виппер со знанием дела расспрашивал:

— Вы чем взламывали магазин? Фомкой?

— Губарем, то есть сверлом, — осклабился взломщик.

— Знаете сестер Дьяконовых? Они швеи.

— Видать видал, но не знаю. Они раньше жили на Захарьевской улице. Отец их торговал мясом на Еврейском базаре.

— На Еврейском базаре? — встрепенулся Шмаков. — Что же, у него значит с евреями были знакомства?

Рудзинский озадаченно глянул на старика и протянул, что понятия не имеет. Председатель Болдырев спросил свидетеля, учился ли он где-нибудь.

— В городском училище, а потом меня уволили. Тогда я поступил в военно-фельдшерское училище.

— Долго учились там?

— В первом классе остался на второй год, а из второго был отчислен за поведение.

Адвокат Грузенберг в своей обычной напористой манере задал свидетелю вопрос:

— Вы пробыли в военно-фельдшерском училище один год. Чему вас учили?

— Закон Божий, русский письменный, русский устный, арифметика, латынь, география, история, чистописание, зоология… — Рудзинский старательно перечислил науки, которые не сумел одолеть.

— Зоология! — воскликнул Грузенберг. — Значит, учили зоологию! Показывали вам животных? Объясняли анатомию?

«Сейчас хитрый адвокат припишет недоучившемуся фельдшеру знание анатомии, в которой были явно сведущи убийцы, обескровившие тело Ющинского», — обеспокоенно подумал прокурор судебной палаты. Но поверенный гражданского истца Замысловский уже спешил на помощь.

— Вам показывали в училище, как режут животных?

— Нет, только рассказывали, как составлены животные.

— На операции какие-нибудь водили вас?

— Нет, на операции водят с третьего и четвертого классов.

— Так что, например, о хирургии вы не имеете никакого понятия?

— Не имею, — подтвердил свидетель.

Защитники Бейлиса обменялись между собой несколькими словами. Карабчевский попросил еще раз пригласить Сингаевского. Очевидно, Карабчевский хотел выяснить его познания в анатомии.

— Ваша сестра получила некоторое домашнее образование. А вы чему-нибудь учились?

— Пытались учить, тильки я туп к грамоте, — признался вор.

— Писать умеете?

— Тильки фамилию подписую.

— А читать?

— Тильки по слогам.

Шмаков спросил, учился ли свидетель анатомии. Плис недоуменно мотнул головой.

— Может, вы учились хирургии? Слово такое слышали когда-нибудь?

— Ни, не слышал.

Ввиду противоречий в показаниях свидетелей Махалина и Сингаевского между ними была устроена очная ставка. Председатель попросил Махалина подойти поближе к дубовой конторке и обратился к Сингаевскому:

— Посмотрите на этого молодого человека. Узнаете его?

Махалин с высоты своего роста устремил взгляд на приземистого взломщика. Тот молчал. Председатель еще раз повторил вопрос. После долгой паузы Сингаевский сказал, что видел этого человека у Караева в номере Михайловской гостиницы. Председатель предоставил защите возможность задать вопросы свидетелям. Грузенберг встрепенулся и начал расспрашивать Махалина, в каких словах Сингаевский признался в убийстве.

— Итак, Сингаевский сказал: «Да, это наше дело!» — спросил адвокат.

— Да.

Председатель обратился к взломщику:

— Вы, Сингаевский, что скажите на это?

— Ни, я це не говорил.

Прокурор Виппер обратился к свидетелю Махалину с просьбой пояснить, действительно ли Сингаевский употребил выражение «министерская голова». Махалин утвердительно кивнул.

— Да, он сказал, что «это сделала министерская голова Рудзинского».

— Была ли такая фраза произнесена вами? — осведомился прокурор у второго участника очной ставки.

— Шо? — шмыгнул носом Плис и закончил под громкий смех в зале: — Бис его знает, не умею ответить.

Когда заседание суда было прервано до следующего дня, Чаплинский направился к себе, размышляя над тем, что очная ставка ничего не дала. Однако покидавшая заседание публика думала иначе. До ушей прокурора донеслись слова какого-то журналиста, очевидно, приезжего, потому что прокурору не доводилось видеть его раньше: «Видели, как испугался Сингаевский, когда Махалин, словно демон вырос перед его глазами. Уголовник не мог отвести от его своих глаз, полных животного ужаса — ведь он не ожидал увидеть того, кто знает его тайну, похороненную, казалось, на веки». Его собеседник, судя по всему, тоже из пишущей братии, иронически заметил: «Полноте, Владимир Дмитриевич, вы же намедни писали в „Киевской мысли“, что Сингаевский — такое тупое животное, что на его физиономии никаких чувств не отражается». — «То было намедни, а сегодня иное. Учите, батенька, диалектику!»

Не успел прокурор судебной палаты войти в свой кабинет, как к нему ворвались поверенные гражданских истцов Замысловский и Шмаков. Они буквально клокотали от негодования.

— Каков наглец, этот Махалин! — возмущался Замысловский. — У него на физиономии написано, что он платный осведомитель. Я требую, чтобы охранное отделение разоблачило его. Если полиция заявит, что он обыкновенный провокатор, то версии о воровской шайке мгновенно придет конец.

— Заверяю вас, все и так поняли, кто такой Махалин. Вы вашими беспощадными вопросами буквально раздели его перед публикой, — польстил прокурор.

— Да? Что же, кажется, я и в самом деле недурно провел допрос. — Замысловский постепенно успокаивался. — Все-таки следовало бы разоблачить мерзавца вместе с его дружком Караевым. Нельзя не позавидовать энергии еврейских дельцов. Выставить столько лжесвидетелей, раздобыть такое количество сфабрикованных улик! Беда евреев в том, что они ни в чем не знают меры. Мало-мальски опытному юристу сразу бросится в глаза богатство, я бы даже сказал, роскошь улик, которыми обставлена версия о воровской шайке. Все есть, все что угодно. Мотивы? Пожалуйста — кто-то слышал, как мальчик пригрозил своему приятелю полицией. Правда, не удалось найти того, кто слышал, но разве это важно? Дьяконову зачем-то впустили в квартиру в самый разгар преступления. Эта же свидетельница уверяет, будто труп несколько дней находился в квартире, где играли дети, куда заходили посторонние, даже оставались ночевать — ну ни чепуха! А как вам нравится признание закоренелого преступника Сингаевского первому встречному шпику?!