Сергей Степанов - Догмат крови

— Но это же… это же… я просто не нахожу слов… это же раскрытие всего дела… Расскажите подробнее, как это происходило, — взмолился Бразуль.

— Вызвать Плиса на откровенность было непросто, но мы по предварительной договоренности с Амзором решили использовать элемент неожиданности. Амзор привел его в нумер и говорит мне: «Знакомься, Сергей, это Плис, настоящий убийца Ющинского, а вместе с ним в преступлении принимала участие Вера Чеберяк». Я жму ему руку и говорю: «Приятно познакомиться. Однако, я слышал от верного человека, что в жандармском управлении уже подписано распоряжение о вашем аресте». Плис страшно разволновался, стукнул кулаком по столу. Надо, говорит, выкрасть из жандармского все бумаги. Они в несгораемом шкафу у подполковника Иванова, эту жестянку вскрыть — раз плюнуть. Вы только, говорит, на стреме постойте, а я ночью проберусь в жандармское через чердак. Пришлось его отговаривать, сказав, что дело об убийстве Ющинского хранится в помещении, где постоянно дежурит наряд жандармов. Потом мы его сочувственно спрашиваем: «Что же это вы это убийство так неаккуратно обделали?» Плис плюнул с досады: «Это Борькина министерская голова так расписала».

— Борька — это вор из их же шайки, фамилия его Рудзинский, — пояснил пристав. — Борька из приличной семьи, но только пошел по скользкой дорожке. Он учился на фельдшерских курсач, следовательно хорошо знаком с анатомией.

— По словам Плиса, они убили Ющинского сгоряча. Сначала хотели просто постращать, выпытать, что мальчик успел выдать полиции. Но он начал кричать, тогда они пустили в ход финки. Спохватились, а мальчишка уже в агонии. Что делать? Вот Рудзинский и предложил «расписать шкета под жидов», чтобы пустить полицию по ложному следу. Сказано — сделано. Ну, а дальше они решили на время скрыться из Киева, потому что, как выразился Плис, «из-за байстрюка провалили клевую малину и надо было рвать когти». Но денег у них не было даже на трамвайный билет. Тогда они подломили оружейный магазин Адамовича на Крещатике, взяли большую партию биноклей и монтекристо. Потом выехали в Москву. Удачно сбыли товар, обзавелись деньгами, да только там же и попались, потому что Ванька Рыжий спьяну помахал в трактире катенькой.

Красовский пояснил:

— Ванька Рыжий, который сотенной ассигнацией размахивал, — это Иван Латышев. Настоящий разбойник с большой дороги, дерзкий до безумия. Ваньку Рыжего и Борьку арестовали в Москве и привезли в Киев под конвоем. Сейчас они в Лукьяновской тюрьме. Заметьте интересную деталь. Они отпираются от всех преступлений, но с готовностью признались в ограблении оружейного магазина Адамовича. Спрашивается, почему? Магазин был ограблен 12 марта прошлого года. У них это вроде алиби — были заняты грабежом, потом сразу выехали в Москву. Только убийство-то произошло утром 12 числа, а грабили они ночью. Промашка у них вышла с алиби.

— Все сходится, — с энтузиазмом воскликнул Бразуль. — Были бы еще вещественные доказательства!

— О вещдоках мы подумали в первую очередь, — кивнул Махалин. — Я сказал Плису, что раз уж они расписали убийство под жидов, то надо бить в одну точку. Не осталось ли, тонко так интересуюсь, вещичек после убитого — пальтишка или брюк. Говорю, давайте подкинем пальто какому-нибудь еврею, тогда все подумают про ритуал. Плис призадумался, потом сказал, что от байстрюка осталось пальтишко. Его можно подбросить. Вот только сам Плис не знает, где спрятаны вещи Юшинского. Об этом знает только Борька.

— Как же теперь быть, если Борис Рудзинский за решеткой? — с досадой заметил Бразуль.

— Слушай, да! — вмешался Караев, которому явно прискучили бесконечные разговоры. — Савсэм ишак надо быть, чтобы нэ понять!

Но Бразуль так ничего и не понял до тех пор, пока пристав Красовский не объяснил ему, что Рудзинского привезут на допрос к следователю. Караев встретит конвой и подаст Борьке условный знак. Вор попросится в отхожее место, где будет спрятана записка Плиса с просьбой указать, где спрятано пальто байстрюка, чтобы подбросить его еврею. На обратном пути Борька оставит в отхожем месте свой ответ. Журналиста, собственно говоря, пригласили, чтобы он засвидетельствовал факт передачи записки, потому что Караев и Махалин политически неблагонадежные и их показания судебные власти не примут. Идти надо уже сейчас, так как через полчаса Рудзинского доставят в окружной суд.

Журналиста охватил азарт. Ему никогда еще не доводилось участвовать в подобном предприятии. Его только беспокоило, не покажется ли он малодушным трусом Амзору Караеву, такому хладнокровному и решительному человеку из тех, что, не дрогнув, идут в террор. Когда они заперли номер и спускались вниз, Бразуль старался выглядеть беззаботным и фальшиво насвистывал веселую песенку.

В сквере, примыкавшем к зданию судебных установлений, группа разделилась. Пристав и репортер остались в сквере, а Караев и Махалин пошли за ксивой. Все время, пока они отсутствовали, Красовский жаловался на преследования со стороны прокурора судебной палаты. Чаплинский возбудил уголовное дело против бывшего пристава, инкриминируя ему различные должностные нарушения, в том числе незаконное содержание под стражей крестьянина по фамилии Ковбаса, подозреваемого в принадлежности к Украинской революционной партии.

— Ну да! Я продержал этого хохла в кутузке месяцев пять. И что с того! Слыханное ли дело, чтобы прокурор вступался за крамольников?

Журналист еле сдерживался от желания оборвать полицейского. Вот подлец! Бравирует тем, что держал в темнице его же, Бразуля, товарища по борьбе. Хотя негодование пристава понятно. Он привык плевать на закон, и прокуроры только укрепляли полицию в мысли о полной безнаказанности, когда произвол касался борцов против самодержавия. Но стоило приставу не угодить начальству, как ему сразу прищемили хвост, использовав даже такой предлог, как незакономерное содержание под стражей члена революционной партии. Прокурор судебной палаты мстит всем, кто пошел против ритуальной версии: Мищук в бегах, Красовский под судом.

В конце Костельной улицы показалась тюремная карета, за которой бежали Махалин и Караев. Вальяжный Махалин отстал, Караев же не отпускал карету дальше, чем на пять сажень.

— Я спрячусь, чтобы Рудзинский меня не узнал, — предупредил пристав, — а вы ступайте к сортиру, но постарайтесь не лезть ему на глаза.

Репортер свернул к выбеленному сарайчику в конце сквера. Краем глаза он увидел, как зарешеченная дверка тюремной кареты открылась, из кареты выпрыгнул конвойный с винтовкой, потом арестант в пиджаке, затем еще один конвойный. Караев вышел из-за дерева, незаметно для конвойных показал арестанту ладонь с подвернутыми пальцами и вошел в сортир. Когда конвойные пересекали сквер, арестант внезапно схватился за живот.