Эллис Питерс - Тень ворона

Отец Эйлиот и не думал смущаться. Выслушав краткое приветственное слово приора Роберта, которому он, очевидно, понравился с первого взгляда, новичок принялся отвечать на вопросы ясно и спокойно; это была речь человека, которому неведомо никакое сомнение и который не привык понапрасну терять время. Его голос, оказавшийся неожиданно тонким для человека с такой могучей грудной клеткой, звучал твердо и уверенно; Эйлиот без стеснения рассказал все о себе, заявил, что намерен деятельно и ревностно посвятить себя своим новым обязанностям, и, закончив, остался ожидать решения капитула с таким невозмутимым выражением, точно нисколько не сомневался в благоприятном вердикте. Отец Эйлиот отлично владел латынью, немного знал по-гречески и был опытным счетоводом. Последнее означало, что все церковное хозяйство попадет в надежные руки, поэтому можно было заранее сказать, что его назначение будет принято капитулом.

— С вашего позволения, отец аббат, — проговорил Эйлиот, — я хотел бы высказать вам одну просьбу. Я буду очень благодарен, если у вас найдется работа для молодого человека, который приехал вместе со мной. Он — племянник и единственный родственник моей домоправительницы вдовы Хэммет, она очень просила меня взять юношу с собой, чтобы найти ему здесь работу. У него нет ни земли, ни состояния. Вы сами могли убедиться, милорд, что он здоровый и крепкий юноша, который не боится тяжелой работы. Во время пути он охотно выполнял все поручения и ни от чего не отказывался. Мне кажется, что у него есть склонность к монашеству, хотя решения он еще не принял. И, взяв его в работники, вы помогли бы ему сделать окончательный выбор.

— Ах да! Этот юноша, Бенет! — сказал аббат. — Согласен, он и мне показался славным малым. Ему, конечно, найдется здесь дело. На хозяйственном дворе и в саду работы много.

— Вы правы, отец аббат! — горячо вмешался в разговор Кадфаэль. — Мне бы очень пригодилась сейчас пара молодых рук. У меня в саду еще много невскопанных грядок, часть из которых только что освободилась, и теперь нужно успеть привести их в порядок до зимних холодов. А еще надо будет обрезать деревья — тоже тяжелая работа. Зима уже на носу, дни стали короткими, а брат Освин ушел от нас, чтобы трудиться в приюте святого Жиля. Хороший помощник был бы мне очень кстати. Я как раз собирался просить, чтобы мне дали в помощь кого-нибудь из наших братьев, как это всегда делалось в это время года, — летом-то я и сам могу управиться, а сейчас нет.

— Верно! И в Гайе еще не покончено с пахотой, а к рождеству начнут ягниться овцы, да и потом работы будет вдоволь. Так что присылайте к нам вашего юношу! Если со временем он подыщет себе другое, более выгодное место, мы отпустим его с нашим благословением. А до тех пор пускай потрудится у нас, это пойдет ему только на пользу.

— Я так ему и скажу, — отозвался Эйлиот. — Он будет вам так же благодарен, как и я. Тетушке очень не хотелось уезжать без него. Этот юноша — единственный близкий ей человек, кроме него, у нее никого нет, кто бы поддержал ее в старости. Прислать ли его прямо сегодня?

— Да, пришлите! И скажите, чтобы он спросил у привратника, как найти брата Кадфаэля. А теперь оставьте нас, отец мой, нам надо посовещаться, — сказал аббат Радульфус. — Но не уходите из монастыря, подождите здесь, пока отец приор не сообщит вам о нашем решении.

Эйлиот с достоинством поклонился, отступил, пятясь, на несколько шагов, затем повернулся и бодрым, уверенным шагом вышел из зала капитула, высоко неся гордую красивую голову. От быстрой походки ряса взвилась у него за спиной, словно два крыла. Он вышел в полной уверенности — которую, впрочем, с ним разделяли все оставшиеся, — что место священника в приходе святого Креста будет за ним.

— Все прошло приблизительно так, как вы, вероятно, предполагали, — сказал аббат Радульфус.

Дело было уже к вечеру, аббат Радульфус уединился в своих покоях в обществе Хью Берингара. Они сидели вдвоем в приемной аббата, уютно расположившись перед горящим очагом, в котором пылали поленья. За эти дни лицо аббата осунулось и стало серым, глубоко посаженные глаза еще больше ввалились. Собеседники давно знали и хорошо изучили друг друга, они без утайки делились сведениями о последних событиях и своими соображениями о намечающихся переменах. Независимо от различия их взглядов, оба относились друг к другу с полным доверием. Служа на разных поприщах, они одинаково понимали свой долг и питали друг к другу глубокое уважение.

— Выбор у епископа был невелик, — высказал Хью свое мнение. — Вернее сказать, и вовсе никакого. Что ему оставалось, когда король снова на свободе, а императрица, оттесненная на запад, практически не имеет поддержки в остальных частях Англии. Не хотел бы я сейчас оказаться на его месте! Честно сказать, я тоже не знаю, как бы стал выпутываться из такого положения. Пусть епископа осуждает тот, кто не сомневается в собственной доблести, а я не решусь этого сделать.

— И я тоже. Но что тут ни говори, это было малопривлекательное зрелище. Как-никак, нашлись все-таки люди, которые ни разу не изменили себе, когда удача от них отвернулась. Но легат действительно получил послание Папы и огласил его перед нами на совете. Папа укорял его за то, что он не добивается освобождения короля Стефана, и настоятельно требовал, чтобы он сосредоточил на этом все свои усилия. Стоит ли удивляться, что епископ постарался извлечь всю возможную пользу из этого письма! Вдобавок король и сам явился на совет. Он вошел в зал и по всей форме предъявил обвинение нарушившим присягу вассалам, которые ничего не сделали для вызволения короля из плена и сами едва не стали его убийцами.

— А затем Стефан умолк и спокойно наблюдал, как его братец извивается ужом, чтобы всеми правдами и неправдами отвести от себя упрек, — с улыбкой заключил Хью. — У Стефана есть одно преимущество перед его венценосной соперницей: он умеет вовремя прощать и забывать обиды. Она же ничего не забывает и не прощает.

— Что верно, то верно! Но слушать это было малоприятно. Генри оправдывался тем, что у него тогда не было выбора, и честно признался, что ему не оставалось ничего другого, как смириться с обстоятельствами и признать императрицу. Он сказал, что не мог поступить иначе и выбрал единственно возможный путь, но императрица сама нарушила свои обещания и восстановила против себя всех своих подданных, а на него пошла войной. И в заключение он обещал Стефану, что Церковь будет впредь на его стороне, и призвал всех честных и благомыслящих людей служить ему. Епископ утверждал, — печально добавил аббат Радульфус, осторожно подбирая каждое слово, — что ему отчасти принадлежит заслуга в деле освобождения короля Стефана, и объявил об отлучении от Церкви всякого человека, который будет противиться его воле.