Эллис Питерс - Святой вор

— Верно, он ни словом не обмолвился о повторном нападении, — хмуро подтвердил аббат. — Не думаю, что он от нас что-нибудь утаил.

— Я тоже так не думаю. С того вечера он сам не свой, совершенно больной человек, ужасающийся своему деянию. Так вот, осмотрев голову Альдхельма, я обнаружил след от этого удара. На затылке оказалось небольшое кровавое пятно, а на грубой ткани капюшона я нашел частички дерева от сломанного сука. Таким ударом по затылку можно было ненадолго оглушить пастуха, но никак не проломить ему голову. Что скажет на это шериф?

— Полагаю, что ничего более страшного, чем сильная головная боль, выйти от такого удара не могло, — ответил Хью. — Потеря сознания минут на пятнадцать, не больше. Вот, пожалуй, и все, чем удар Жерома мог повредить пастуху.

— Я с этим согласен, — сказал Кадфаэль. — Жером утверждал, что нанес удар, подошел поближе и понял свою ошибку, после чего убежал с места преступления, и я верю его словам.

— Едва ли у него хватило бы духу лгать, — заметил граф. — Насколько я могу судить, не такой уж он отъявленный злодей, раз затрясся от страха, беря в руки евангелие. Похоже, он был уверен, что убил пастуха.

— Конечно, он ужасался этой мысли, — согласился Кадфаэль. — А потом услыхал, что Тутило нашел убитого. О чем же еще было думать Жерому?

— И все же, несмотря на все сомнения, почему мы должны думать иначе? — сухо спросил аббат. — Почему бы нам не допустить, что человек, решившийся на подобное злодеяние, не довершил начатое?

— Трудно сказать точно, полной уверенности нет, покуда все не прояснится в деталях, — ответил Кадфаэль. — Но я полагаю, что Жером сказал правду, насколько он ее знал, потому что потом случилось еще кое-что. Хью все помнит и подтвердит мои слова.

— Да, я все отлично помню, — промолвил Хью.

— В нескольких шагах от тела мы нашли кучу камней, давно уже вросших в землю, покрытых мхом и лишайником. Там много известняка, и местами он выходит на поверхность, даже под деревьями. Так вот, верхний камень в этой куче носил на себе следы того, что его недавно трогали с места, хотя его аккуратно положили обратно. Кромка мха по его краям была явно повреждена. Камень тяжелый, примерно в два кулака. На нижней стороне его оказалась кровь. Она почти стерлась, когда камень положили на место, но следы все же остались. Мы взяли камень с собой, чтобы рассмотреть повнимательней. Несомненно, он послужил орудием убийства, ибо не только кровь Альдхельма обагрила камень, но и в его ране оказались мелкие частички лишайника и каменная крошка. Кто-то проломил пастуху голову и хладнокровно положил камень на место. Издали и не видно, что камень вообще трогали. А через неделю-другую дождь и трава стерли бы все следы. Я спрашиваю себя, способен ли на такое Жером? Выбрать камень потяжелее, проломить голову человеку, лежащему без сознания, а потом спокойно положить камень на прежнее место? Я еще удивляюсь, как у него хватило духу оглушить человека и обломать об его голову сук, пусть даже и гнилой. Помните, как он, ужасаясь содеянному, рассказывал о том, как подошел к своей жертве и понял, что напал не на того? У него не было обид на Альдхельма. Вспомните также, что никто тогда не видел Жерома и не знал, что он ушел из аббатства. Он поступил, как всякий трусливый человек в минуту отчаяния, — убежал и спрятался среди наших братьев, где его знали и уважали и где никому бы и в голову не пришло, что Жером способен на такое преступление.

— Из твоих слов вытекает, что убийц было двое, — заметил граф Роберт, внимательно слушавший Кадфаэля. — По меньшей мере, в намерениях. А у вашего несчастного брата, когда он понял, что ударил не того человека, вовсе не было причин добивать его.

— Именно так я и считаю, — сказал Кадфаэль.

— А вы, милорд шериф?

— Насколько я знаю Жерома, — сказал Хью, — трудно считать иначе.

— Из сказанного следует, что у человека, прикончившего пастуха, были причины не допустить того, чтобы Альдхельм добрался до ворот аббатства. Замечу, не Тутило, а именно Альдхельм. Стало быть, этот человек знал его и сделал все, чтобы тот не добрался до аббатства. Ведь после удара капюшон упал с головы пастуха, и ошибиться было уже нельзя. Тот человек его узнал и убил именно его, убил намеренно.

Наступило непродолжительное, но глубокое молчание, собравшиеся поглядывали друг на друга и прикидывали в уме возможные варианты. Затем аббат неторопливо промолвил:

— Все сходится. Лицо Альдхельма было открыто, хотя Жерому и пришлось встать на колени, чтобы разглядеть его, ведь вечер был темный. Но раз пастуха узнал Жером, это мог сделать и тот, другой.

— Тут вот еще что, — заметил Хью. — Я сомневаюсь, что после такого удара по голове Альдхельм находился бы без сознания более четверти часа. Кто бы его ни убил, он убил его в течение этих пятнадцати минут, потому что пастух так и не шевельнулся. Там не было следов движения. Даже если Альдхельм дернулся, получив новый, уже смертельный удар, то это было не более чем короткая конвульсия. Похоже, убийца находился совсем рядом. Возможно, он даже явился свидетелем первого нападения, в любом случае он очень скоро оказался подле упавшего пастуха. — Тут Хью обратился к аббату: — Святой отец, вы уже освободили Тутило?

— Еще нет, — ответил аббат Радульфус, нисколько не смутившись, ибо вполне понял намек шерифа. — С этим, возможно, не следует спешить. Вы правы, что напомнили нам. Тутило возвращался той же тропой и обнаружил покойника. Если… то есть если пастух к тому времени был уже мертв. Очень может статься, что как раз Тутило и довершил начатое Жеромом.

— Мне он сказал, — заметил Хью, — я думаю, вам он поведал то же самое, мол, в темноте не узнал убитого. Так что если убийца опередил Тутило, то его слова могут оказаться правдой. Даже при дневном свете мы не сразу определили личность убитого, покуда Кадфаэль не повернул его лицо к свету. Он, наверное, рассказывал вам, что ему пришлось подложить ладонь под проломленный висок пастуха. В общем, все поведение Тутило, его голос, его тихий ужас, дрожь в коленках, покуда он рассказывал мне, все это, на мой взгляд, было совершенно естественным. И все же может статься и так, что он обнаружил оглушенного пастуха вскоре после бегства Жерома, нагнулся и узнал его, ибо это было все-таки возможно, а потом убил, и лишь затем задумался о том, как бы избежать подозрений, и побежал ко мне в город.

— Оба ваших подозреваемых плохо подходят для того, чтобы камнем проломить человеку голову. Впрочем, трудно сказать, на что способен человек, доведенный до крайности. Но чтобы потом у него хватило ума и хладнокровия положить камень на место, дабы скрыть следы, — такое, пожалуй, не каждому по силам. Так что все верно, оба под замком, и спешить не следует.