Гийом Прево - Семь преступлений в Риме

Твердым, но немного усталым голосом Джулиано Медичи произнес короткую речь, прерываемую приступами кашля. Вначале он принес извинения за отсутствие Льва X, служившего в Ватикане рождественскую литургию. Затем папа поблагодарил гостей, оказавших хозяину честь своим присутствием, и приступил к традиционной раздаче подарков. Близкие ему люди получили перстни, браслеты, серьги, золотые монеты, которые он доставал из принесенных слугами шкатулок. Остальные, я в том числе, а также и слуги, получили по небольшому серебряному колье. Оно и поныне хранится где-то в одном из моих комодов.

Выслушав слова благодарности, Медичи объявил, что у него есть для нас важная новость.

— Как всем нам известно, — начал он, — положение Рима и всей Италии крайне шаткое. Из-за раздробленности и постоянных ссор государства полуострова ослабили себя, став предметом вожделения более сильных соседей. В частности, Испания и Франция многие десятилетия сражаются за обладание Неаполем и герцогством Миланским. Перед лицом иностранного владычества и во избежание окончательного падения Италии на Рим возложена задача проложить дорогу к миру. Можно, например, договориться с правителями о перемирии и тем самым спасти то, что еще можно спасти. Из Франции, — продолжил он, — дошли известия о плохом самочувствии Людовика Двенадцатого и о том, что его кузен и зять граф Ангулемский готов стать наследником. Ради прочного скрепления договора с будущим королем Франциском Первым и установления порядка в Италии я решил сочетаться браком с Филибертой Савойской, теткой будущего короля. Церемония назначена на двадцать девятое января и состоится на территории невесты.

Объявление об этом бракосочетании, не бывшем ни для кого секретом, вызвало тем не менее взрыв аплодисментов. Среди присутствующих послышались комментарии: было общеизвестно, что Филиберта Савойская некрасива и немолода — ей уже тридцать лет. Все сомневались, что одного брачного союза достаточно для того, чтобы заставить замолчать оружие на Апеннинском полуострове… И все же все порадовались за Джулиано Медичи и пожелали ему счастья и всяческого благополучия.

После этого один из слуг принес большое рождественское полено, украшенное цветами, можжевельником и лавром. С помощью обоих шутов Джулиано Медичи положил полено в просторный камин. Вспыхнув, оно вызвало новые радостные восклицания и овации. Затем хозяин дома пригласил всех к столу.

В салоне собралось не меньше трех сотен гостей. Что до меня, то я уселся по левую руку настоявшего на этом Леонардо да Винчи. Так я оказался в непосредственной близости к самым именитым гостям, что позволило мне изучать их лица и слышать отрывки из их бесед. Но мне не было весело. Мыслями я постоянно возвращался к слишком быстро исчезнувшей девушке с большими голубыми глазами. Я едва притронулся к запеченному паштету из фазана, отщипнул крошечку от рождественского пирога, не отведал ни одного блюда из дичи с соусом. Заметил я, что и Леонардо был едоком вроде меня, но совсем по другой причине: он вообще не ел мяса, а только овощи, салат и рыбу.

Несмотря на отменные корсиканские вина, ужин этот уже начинал тяготить меня, но тут да Винчи тихо сказал мне:

— Взгляни-ка туда, Гвидо… на той стороне… рядом с Капедиферро…

Я посмотрел. В зал только что вошел мужчина в верхней одежде, прямо с улицы, и быстрым шагом прошел к суперинтенданту. Он был мне знаком. Звали его Фабрицио, и служил он под началом капитана Барбери. Он что-то прошептал на ухо Капедиферро, от чего тот явно взволновался. Затем главный смотритель улиц резко встал, извинился перед Джулиано Медичи и быстро удалился вместе с Фабрицио.

— Надо бы тебе пойти за ними, Гвидо… произошло что-то серьезное… Иначе суперинтенданта не выдернули бы из-за рождественского стола… Давай быстрее!

Я не стал раздумывать, обрадовался, что могу убежать от собственных переживаний. Покинув застолье, я забрал у слуги свой плащ и бросился вдогонку.

Морозом обожгло лицо. Снег продолжал валить, и земля под ногами покрылась толстым белым ковром. Невдалеке, в переулке, Капедиферро заканчивал седлать свою лошадь, а Фабрицио ждал его, уже сидя на своей. Я было крикнул им, но они меня не услышали. Пришпорив лошадей, оба пропали в темноте. Мне пришлось вернуться и взять у ворот дворца горящий факел, чтобы последовать за ними в направлении Корсо.

Я тогда был молод и силен, и бежать по снегу мне нравилось, особенно после долгого сидения. Вот только трудно было различать следы копыт, так как падающий снег заметал их. Но и быстро бежать я не мог: факел погас бы. Поэтому мне потребовалось добрых пять минут, чтобы выскочить на Корсо. Площадь, как я и ожидал, оказалась безлюдной. К счастью, еще можно было различить следы, свидетельствующие, что оба всадника продолжали скакать к югу, в направлении площади Святого Марка. Я возобновил преследование, не находя ответа на вопрос: что побудило Капедиферро так спешно покинуть прием? Леонардо, должно быть, был прав: произошло нечто серьезное. Добежав до церкви Святого Марка, я остановился, чтобы перевести дыхание. Лицо мое вспотело, в башмаки набился снег. Но самое неприятное было то, что, начиная с этого места, следы копыт были почти неразличимы, а чуть подальше исчезли совсем.

На всякий случай я прошел до Капитолия, над которым возвышалась башня с четырьмя гнездами для факелов. Но и там не оказалось ни души, и спросить-то было не у кого. И следы пропали… Я напряженно вслушивался, и мне показалось, что от башни Миличе доносятся приглушенные голоса. А может быть, от древнего Форума… Я решил обогнуть Капитолий, спуститься к кампо Торрекьяно и поискать в старых развалинах.

Зрелище, представшее предо мной в этот роковой вечер, навсегда запечатлелось в памяти. Форум, запорошенный снегом, словно пеплом, матово отсвечивал под черным небом. Останки былого величия Древнего Рима, укрытые белым одеялом, походили на блуждающие призраки. И в этом холодном унылом мире вокруг чего-то стояли вооруженные люди, высоко подняв над своими касками горящие факелы. Мне показалось, что я узнал капитана Барбери и Капедиферро, они о чем-то тихо переговаривались.

Как можно тише я приблизился к группе, стараясь в то же время рассмотреть предмет их пристального внимания. И я увидел… В центре круга, приставленная к остатку колонны, стояла деревянная лестница высотой не менее десяти футов. Примерно на половине этой высоты к перекладинам было привязано бледное тело.

Тело голого мужчины со связанными за спиной руками; голова его безжизненно склонилась на плечо.

— Конечно же, Гвидо, нам следовало об этом подумать!

Леонардо да Винчи и я проделывали путь, которым я прошел накануне и который привел меня к мрачному открытию. Снег прекратился, но Корсо теперь покрывал не белый слой, а уже смешавшийся с грязью, истоптанный и запачканный ногами римлян и бродячих животных, рыщущих в поисках пищи. От праздничных развлечений тоже остались следы: разорванные ленточки, кости, брошенные собакам, всевозможные отбросы… Утром город казался угрюмым, хмурым, насупившимся, неприятным, тоскливым, унылым… Холод забирался под наши подбитые мехом плащи.