Гийом Прево - Семь преступлений в Риме

Насколько я помнил, у того из всей семьи была только мать, которая недавно скончалась в Остии. Неужели моя прекрасная незнакомка — родственница противного Капедиферро? Или она из его окружения?

У меня не было тысячи способов, чтобы узнать это.

Итак, я решил заявиться к суперинтенданту под предлогом передачи ему новых сведений, касающихся «ужасных преступлений». Ждать мне почти не пришлось. Я приписал это моей роли в обнаружении тела Джульетты Гирарди: Капедиферро с тех пор стал признавать мои способности.

Принял он меня со скрытым, уже знакомым мне раздражением в небольшом салоне, украшенном алым бархатом. Но не это главное: там же находилась и молодая особа, овладевшая моим сердцем. Здесь же была и ее мать.

— Мы собираемся уходить, Синибальди, поэтому прошу вас высказываться покороче и побыстрее.

Мне пришлось перебороть себя, чтобы не глядеть на объект своих желаний.

— Прошу простить мою дерзость, ваша милость. Я пришел к вам в надежде предотвратить еще одно преступление. Но вы не один… Не знаю, приличествует ли наш разговор для ушей…

Я учтиво повернулся к молодой красавице, которая не только не опустила глаз, но буквально пронзила меня взглядом.

— Не беспокойтесь. Эти дамы, терпеливо слушающие вас, принадлежат к семейству Альдобрандини. Моя кузина и ее дочь Флора. Они ненадолго прибыли из Тоскании и, как вы сами понимаете, их фамилия дает им право слушать любые беседы.

Альдобрандини! Один из самых могущественных и древних родов Флоренции! И я претендую на осаду этого влиятельного семейства!

— Сударыни, — продолжил Капедиферро, — этого навязчивого молодого человека зовут Гвидо Синибальди, он сын одного из наших бывших баригелей. Случаю было угодно, чтобы он оказал нам помощь в том печальном деле, о котором мы неоднократно с вами говорили. Кроме того, он является одним из… одним из помощников мэтра Леонардо да Винчи.

Упоминание о великом человеке вызвало выражение восхищения на лице матери и взмах ресниц у дочери.

— Итак, Синибальди, раз уж знакомство состоялось… Что же это за новое преступление, которое надо предотвратить?

— Речь идет о Донато Гирарди, ваша милость. Следует во что бы то ни стало отсрочить его казнь. Многие серьезные аргументы дают мне повод считать его невиновным или, во всяком случае, не единственным виновным.

— У вас есть повод считать? У вас или у вашего мэтра, который вас прислал? Или же у кардинала Бибьены, который оказывает вам обоим доверие, на мой взгляд, безосновательное?

— Я пришел сюда от своего имени, ваша милость.

— Пусть будет так, — запальчиво произнес он. — Так что вы имеете мне сказать об этом обжигальщике?

Ободренный присутствием дам, я выложил все сказанное мне недавно Леонардо. И даже, признаюсь, беззастенчиво присвоил себе его выводы: Донато Гирарди не мог действовать один.

— И это все? — удивился Капедиферро, когда я закончил. — Ну и художник, ну и наворотил! И вы хотите на этом основании избавить Гирарди от ада? — Он насмешливо смерил меня взглядом. — Что вы так переживаете за него? Уж не наобещали ли вы ему с три короба?

Я не вникал в его слова, слишком озабоченный впечатлением, произведенным на красавицу Флору. Судя по ее личику, впечатление было в мою пользу.

— В любом случае, — продолжил главный смотритель улиц, — ваше красноречие ничего не изменит. Я только что разговаривал с вице-канцлером; решение принято: надо положить конец панике. Донато Гирарди виновен и уличен. Он будет казнен завтра утром.

— Завтра утром? — воскликнул я. — Значит, невиновный будет…

— Хватит, Синибальди. Так решил Ватикан. А пока… вы и так отняли время у этих дам и у меня… Я вынужден попросить вас удалиться…

Разрываясь между охватившим меня волнением и страхом никогда не увидеть красавицу Альдобрандини, я забормотал:

— И… А могу я узнать, какое… какое наказание его ожидает?

Капедиферро испытующе взглянул на женщин, чтобы убедиться, что они не упадут в обморок.

— Так вот! Мы решили казнить приговоренного в его камере во избежание публичного самосуда. А что касается способа — Гирарди будет задушен завтра на рассвете.

Что еще я мог сделать? Существовало ли средство любой ценой спасти Гирарди? Или его просто приговорили заранее? Долго мучили меня эти вопросы.

Сегодня я склонен думать, что в данном случае сплелось слишком много интересов, и обжигальщик никак не мог избежать своей участи. А впрочем, стоило ли его защищать?

Ближе к рассвету того знаменательного дня января 1515 года, когда ночь еще окутывала берега Тибра, кучки римлян топтались перед замком Сант-Анджело. Защищаясь от холода, большинство из них укутали лица в воротники, засунули руки в рукава, другие грели руки над факелами, кое-кто пытался набрать дров, чтобы разжечь костер.

Накануне весть о казни Гирарди разнеслась по городу; неизвестно, кто пустил слух. Говорили, что вице-канцлер согласился на последнее желание обжигальщика: в последний раз увидеть наступление дня…

Никто не знал, правда ли это: проверить не было возможности. Неизвестно было, и в какой части здания совершится казнь. Солдаты и два палача, выбранные для исполнения, находились за стенами замка. Толпящимся оставалось только гадать. Болтали всякое: припоминали разные случаи резни, старые преступления, монстров, когда-то повергавших город в ужас. Вспоминали и о бандах головорезов и живодеров, бродивших в былые времена в окрестностях, о некоторых страшных побоищах, в которых чудом удалось уцелеть. И что удивительно, каждый радовался, что находится по эту сторону крепости, живой среди живых, тогда как в нескольких футах отсюда в зловонной камере…

Наконец первый луч продырявил ночную мглу. Утро, наступило утро! Умолкли голоса, все затаили дыхание, всем показалось, что протяжный жалобный стон донесся из замка, и стон этот, поднимаясь по камням, улетал ввысь.

Потом — ничего. А может быть, ничего и не было?

После казни Гирарди я пошел бродить по улицам Рима, стараясь проследовать путем убийцы. Сперва — колонна Марка Аврелия. Как он мог незамеченным проникнуть в нее и так же незаметно выйти? Для чего отрубать голову жертве и вдобавок вонзить ей в спину меч? К чему это послание и надпись? Что за тайные цели преследовал он?

Затем — лавочка ювелира и ростовщика Джентиле Зара: не здесь ли он встретился со стариком? Как удалось ему напоить того отравой? Как провел он его до Форума? Зачем рисковать, выставляя напоказ смерть в рождественский вечер? Увы, лавочка оказалась забитой наглухо, и нельзя было увидеть, что там, внутри.

Потом — колонна Фоки, колонна Траяна: почему такая страсть к колоннам? Какое отношение все это имеет к императорам? Убийце требовалось нечто другое, нежели отголосок этих преступлений?