Том Харпер - Рыцари креста

Мы подошли к стене. Огромные ворота были распахнуты настежь, по обеим сторонам проезда высились мощные дубовые колонны. Над ними на укреплениях стояли священники с крестами. Их руки были разведены в стороны, отчего силуэты их становились похожими на кресты. Я слышал, как они читали молитвы и благословляли тех, кто проходил через ворота, однако мне не стало от этого легче. Мы прошли под аркой, миновали ворота и ступили на белые камни укрепленного моста. Мы шли тесно сомкнутым строем между высокими балюстрадами, и потому я не видел реки и даже не слышал ее шума за грохотом сапог.

Мы прошли между двумя башнями, охранявшими дальний берег, и впервые за этот месяц покинули городские пределы. Я не чувствовал в этой связи особой радости, ибо земли эти дышали гибелью. Шедшие перед нами воины встретили турок именно здесь, о чем свидетельствовали валявшиеся повсюду тела. По большей части это были трупы франков.

— Принять боевой порядок!

Поле боя всегда таит в себе массу неожиданностей, причем в основном неприятных. Едва наша колонна начала разворачиваться в линию, шедшие передо мной воины исчезли невесть куда, и я оказался в самом первом ряду нашего боевого построения. Теперь я прекрасно видел и реку, и долину, и развилку дороги, ведущей к Святому Симеону, и насыпь, на которую мы когда-то таскали могильные камни для фундамента сторожевой башни. Всего в ста шагах справа от меня армии вошли в соприкосновение. Люди Готфрида вступили в бой с отрядом турок, дав нам возможность продолжить наступление.

— Вперед! — приказал Адемар.

Час был еще совсем ранний, однако лицо мое тут же стало мокрым от пота. Неужели я так устрашился смерти? Нет, нет, это был не пот, я принял за него шедшую с серого неба морось, которой не замечал до этих самых пор.

Сигурд смахнул капли с маски шлема.

— Господь нас милует, — произнес он. — С мокрой тетивы турецкие стрелы далеко не полетят.

— Рукояти мечей и топоров тоже стали скользкими.

— Смотреть направо!

Все участники нашего построения дружно повернули головы направо. Адемар пытался провести нас в тылу отряда герцога Готфрида, надеясь перейти через поле и занять место на фланге. Однако наши противники передвигались с такой скоростью, что теперь наш собственный фланг оказался под ударом вражеского подкрепления, успевшего покинуть осадный лагерь и переправиться через реку.

— Направо! Поворачивай направо!

Конные помощники Адемара скакали вдоль линии, повторяя его приказ, в чем не было особой нужды. Хотя франки оставались все теми же варварами, год, проведенный ими во вражьих землях, приучил их к дисциплине, которой позавидовали бы и сами древние преторианцы [18]. Воины, находившиеся на правом, ближайшем к туркам фланге, тут же обратились лицом к неприятелю; остальные поспешно переформировали строй и, описав бегом широкую дугу, вновь выстроились в линию. Меня стало мутить от страха: я боялся того, что стоящий слева от меня воин отстанет и оголит мой левый бок. Мы успели перестроиться едва ли не чудом: в моих ушах еще звучал стук смыкаемых щитов, когда на нас обрушилась первая волна неприятеля.

Я смотрел на стремительно приближавшийся строй турок. Исмаилиты в красных, обвивающих ноги рубахах размахивали мечами, словно серпами, и взметали ногами комья грязи. В следующее мгновение я оказался в самой гуще битвы и видел лишь то, что происходило прямо передо мной, на расстоянии, определяемом длиной моего меча. Мой клинок был моим светом, за его радиусом все было объято вихрящейся тьмой. Отовсюду слышался лязг щитов. Мечи и копья находили бреши в обороне и уносили все новые и новые жизни. Сигурд неистово размахивал своим страшным топором, раскраивая врагам шлемы и отрубая им руки. Подобно напряженной мышце мы то продвигались вперед, то отходили назад, продолжая держать строй.

Наконец минуты и часы битвы никто не мерил — пространство перед нами расширилось. Турки стали отходить назад. Скакавшие у нас за спинами конники приказали нам плотнее сомкнуть ряды. Я посмотрел на землю и увидел, что она стала красной от крови.

— Они потерпели поражение? — изумился я. Сигурд пнул ногой лежавшее перед ним бездыханное тело.

— На сей раз да. Но не забывай, что это всего лишь их передовой отряд.

Не успел он договорить, как мы увидели еще один ощерившийся копьями отряд. Вопреки всем ожиданиям он поразил меня своей малочисленностью. Почему десятитысячная армия воюет сотенными отрядами и почему Кербога не использует против нас конницу?

Тем временем расстояние между нами и туркамисократилось до минимума, и инстинкт вновь взял верхнад разумом. Началось новое сражение.

Дождь прибил к земле пыль, и в течение какого-то времени яс поразительной и беспощадной ясностью, неведомой мне прежде, видел все поле боя. Затем откуда-то сзади повалили клубы густого дыма. Обернувшись на миг, я увидел линию стоящих к нам спинами норманнов, пытавшихся сражаться с неожиданно выросшей перед ними стеной огня. Очевидно, турки, осаждавшие южные ворота, напали на нас с тыла. Среди них были метатели нафты — их огненные стрелы воспламенили прошлогоднюю траву и терновник. Божье воинство владело теперь совсем узкой полоской земли, начинавшейся от моста, и было с обеих сторон окружено врагами. Я не мог оценить численности нашего войска, но полагал, что большей части франков уже нет в живых. Пусти на нас Кербога конницу, и она бы смела нас в мгновение ока.

Тем не менее турецкие конники пока не появлялись.

Бой был таким же ожесточенным, а теперь, когда у нас за спиной заполыхало пламя, еще и жарким. По моему лицу тек настоящий пот, а воздух наполнился едким дымом и паром. Воюющие стороны с неослабным упорством продолжали теснить друг друга. Поднимаешь щит, отражая удар мечом, опускаешь его, чтобы отбить направленное в тебя копье, пытаешься поразить открывшегося противника, отскакиваешь назад за миг до нанесения им ответного удара. Мы перестали быть людьми, превратившись в машины для убийства.

Если бы мы дрогнули или отступили хоть на шаг, нам тут же пришел бы конец. Но мы выстояли. Не знаю, что придало нам сил — голод, отчаяние или вера, но мы обрели опору в камне под ногами и остановили смертельную волну из железа и стали. И тем не менее я подспудно чувствовал, что, несмотря на все наши попытки оказать сопротивление, несмотря на крайнюю усталость, мешавшую уходить от ударов врага и наносить ответные удары, испытание это было не настоящим. Мне доводилось принимать участие в битвах, исход которых — победа или поражение — становился известен лишь в самую последнюю минуту, и ей обычно предшествовал момент паники, порожденной осознанием близящейся погибели. В битве же при Антиохии подобной паники я не испытывал. Ни один из стоявших рядом со мной воинов не дрогнул, и роковой удар так и не был нанесен.