Дмитрий Лехович - Генерал Деникин

Ланды - департамент в юго-западной Франции, между Жирандой и Нижними Пиренеями - упирается западной своей частью в Бискайский залив. По берегу тянутся бесконечные песчаные дюны. Чтобы остановить их движение, с конца 1780 года начали сажать сосны, и теперь значительная часть департамента покрыта сосновым лесом. Там, в убогой обстановке, застряли Деникины на пять лет. В Мимизан провели они всю немецкую оккупацию и расстались с этим местом лишь в июне 1945 года.

Надо сказать, что вначале Деникины устроились с комфортом в хорошем доме, который им одолжили родители одной из подруг дочери. Дом был расположен на дюне, на самом берегу, с чудным видом на океан. Но благополучие длилось недолго. Когда немцы завяли Бордо, Деникин понял, что в первую очередь будут заняты все прибрежные пункты и здания, вплоть до испанской границы. Он не хотел «встречаться» с немцами. Не дожидаясь их прихода, сразу же перебрался из дома в примитивный барак в глуши, поблизости от небольшого озера Lac de Mimizan. На этом озере он проводил много времени, занимаясь рыбной ловлей. Дом на взморье действительно сразу же был реквизирован германской армией, а затем взорван ею при сооружении укреплений Атлантической стены.

Марина Деникина пробыла в Мимизан до декабря 1940 года, затем переехала в Париж и оставалась у родителей своего жениха. Венчалась она в феврале 1941 года в православной церкви в городе Бордо, но на свадьбу Антон Иванович и Ксения Васильевна не попали: единственный в сутки автобус из Мимизан в Бордо проехал мимо них, не остановившись…

Семейная жизнь дочери в ее первом замужестве не сложилась. Уже летом 1943 года она подала прошение о разводе. От этого брака родился у нее в январе 1942 года сын Михаил. С ним она пробыла у родителей месяц в 1942 году, а потом жила с ребенком у своих родителей в Мимизан с середины лета 1943 года до марта или апреля следующего года, когда снова и окончательно вернулась в Париж.

В глуши, оторванной от внешнего мира, Ксения Васильевна решила записывать свои впечатления в дневник. Двадцать восемь тетрадей школьного формата вмещают это мрачное пятилетие.

Тетради Ксении Васильевны не являются дневником в обычном смысле этого слова. В них главным образом комментарии автора по поводу военных и политических событий. Жизнь была слишком однообразна, чтобы записывать изо дня в день то, что происходило дома. Тетради эти приходилось прятать от возможного немецкого обыска и даже зарывать в землю, поэтому в изложении много пропусков и пробелов. К сожалению, некоторые важные эпизоды из личной жизни совершенно не упомянуты, тем не менее дневники Ксении Васильевны представляют исключительный интерес благодаря талантливым наброскам быта, личных впечатлений, разговоров, настроений.

Поселились мы на окраине местечка, у самого леса, но далеко от моря. Квартира самая примитивная, в длинном бараке для немецких военнопленных прошлой войны; колодезь и уборная за хозяйским курятником, но электричество, слава Богу, есть… Посреди барака живут старики хозяева, а в том конце другие жильцы.

Ни парижских газет, ни радио. Жизнь очень сузилась. Наш бедный аппарат раздавили в автомобиле, и немудрено: так было всего напихано в машине. Я всю дорогу сидела скрючившись, колени к подбородку, за спиной тюк с подушками, под ногами чемодан с книгами, на коленях корзина с котом. А без радио в такие времена очень плохо.

За хлебом уже надо стоять в очереди, говорят, скоро карточки будут… Жизнь глухого местечка входит в свою колею и течет тихонько, но с некоторой оглядкой, ибо параллельно начинает налаживаться жизнь завоевателя.

В воскресенье я себя чувствовала немного лучше, и Иваныч (так Ксения Васильевна иногда величала своего мужа) решил меня «вывести в шумный свет». Потихоньку поползла с ним до озера и там села у кафе под соснами пить «оператив», как он говорит. Смотрели, как местные жители играли в какую-то игру, бросали деревянный шар в три стоящие штуки (не знаю, как называются) вдоль одной из стенок дощатого угла. Иваныч говорит, что это нечто вроде наших русских «городков». Играли дяди больше уже на возрасте… и игра их очень увлекала.

Переехали на новую квартиру, наш старый барак уж совсем не приспособлен для зимы. Тут хоть домик каменный, хоть с отоплением тоже неважно. Зато теперь мы на большой дороге, с утра до вечера видим немцев - пешком, на вело, на мото, на легких автомобилях и на громаднейших грузовиках, да и на лошадях… Получила радио!

Иваныч в соседней комнате что-то стучит молотком, на мой вопрос отвечает: «Прибиваю на стенку карты бывшей Франции и бывшей Европы».

Пятый день стоят лютые морозы. Беда… У нас было еще кило 10 картошки -померзла… Сколько у нас градусов в комнате - не знаю, но думаю - не больше 2-3. Я лежу одетая в 4 шерстяных шкурках, под периной, с грелкой, и руки стынут писать… Иваныч ходит как эскимос, все на себя наворотил.

Вчера мы съели свою последнюю коробочку сардинок, а масло из нее сберегли, чтобы заправить сегодняшнюю чечевицу. К великому возмущению кота Васьки, который всю свою жизнь считал своей кошачьей привилегией вылизывать сардиночные коробки. Бедный наш старичок научился есть серые кисловатые макароны, но при этом всегда смотрит на нас с укором… Хуже всего наше дело со штанами: не успела я вовремя мужу купить. Последние снашиваются, а пиджаков хватит.

Мировые события развиваются. Судьба забросила нас в глушь. Здесь живем среди маленьких людей - рабочих, крестьян, обывателей. Одиночество вдвоем. Моя болезнь приковывает меня неделями к кровати. Все друзья, знакомые и люди нашего образа мыслей далеко. Вот и решила записывать, что вижу, слышу и думаю. Благодаря TSF знаем о больших событиях мирового масштаба и имеем о них свое суждение; благодаря условиям своего нынешнего существования видим жизнь страны внизу, в самой народной толще и улавливаем настроения и реакции простых людей.

К тому, что сказано в отрывках из дневника, надо добавить следующее: с детства бегло владея немецким языком, Ксения Васильевна оказалась в Мимизан чуть ли не единственным человеком, который без посторонней помощи мог изъясняться с немецкими оккупационными властями. Вскоре молва об этом обежала всю округу, и к жене генерала Деникина приходило множество народу за содействием и помощью. Люди ценили щедрую и бескорыстную отзывчивость, с ними завязывались личные отношения, и сама не зная как, Ксения Васильевна оказалась доверенным человеком местной французской «интеллигенции» - врача, аптекаря, кюре. Эти люди слушали запретные радиопередачи из Лондона.