Далия Трускиновская - Кот и крысы

– Нашелся! Николаша, ты ангел! - заорал Левушка и тут же полез обниматься.

– Федька! - отбиваясь от Левушки, позвал Архаров. - Сейчас повезешь старой дуре записку.

– Какую записку? - спросил Левушка.

– Чтобы увезла девушку из Москвы. Тут то же, что с недорослем Вельяминовым. Но Вельяминов видел только Ларжильера и Франсуа, а Пухова, возможно, видела их всех - в том числе и нашу треклятую пропажу, кавалера де Берни. И он это знает. Пусть ее лучше увезут от греха подальше.

Федька восторженно уставился на Архарова.

– Единым духом! - воскликнул он.

И умчался, едва успев просушить продиктованные Архаровым строчки и растолкав собравшихся у дверей кабинета архаровцев.

– Заходите, - позвал обер-полицмейстер. - Сейчас поедем ко мне. Будем любезно беседовать с этими господами. И с извинениями выпустим их всех на волю, и дураков, и пособников мазурикам. Такой вот итог нашей вылазки, братцы. Улов у нас славный, жаль только, весь в руках не удержим.

Левушка пожал плечами. Ему последние слова совершенно не нравились. Архаровцы тоже молчали.

Все понимали, что знатных сообщников Перрена-Дюкро привлечь к ответу не получится. А про векселя Архаров, понятное дело, не сказал.

– Итог именно тот, который требовался, - спокойно продолжал Архаров. - Мы очистили Москву от крыс. Надолго ли - неведомо. Статочно, скоро новые понабегут… Ну что же - ремесло у нас такое. И новых одолеем. Потому что они - крысы, а я - кот… И ты, Тимофей, - кот. И ты, Абросимов. И ты, Ушаков. Герр Шварц и канцеляристы - со мной, всем прочим - отдыхать!

Тут бы, казалось, архаровцам с поклоном и убраться прочь, дружно завалиться в кабак или хоть, ощутив наконец усталость от бессонной ночи, разбежаться по домам, ан нет!

Им было еще кое-что сильно любопытно. Им не терпелось узнать, что за страшную образину привезли на Пречистенку с таким бережением, а теперь холят и лелеют.И потому, когда обер-полицмейстер, покончив с допросами и распустив пленников, с поручиком Тучковым и секретарем Коробовым опять отправился в третье жилье, некоторые архаровцы, сопроводившие начальство домой, бесшумно двинулись следом.

Архаров, Шварц, Левушка и Саша вошли в комнату. Дверь не закрыли - и тут же в щели явилось несколько физиономий, одна над другой.

Найденный в подвале раненый человек лежал на постели, укрытый по уши одеялом, рядом готовила ему питье прачка Дарья.

– Этот? - спросил Архаров Сашу.

– Он самый, Николай Петрович.

– И точно, что азиат. Прелестно… - Архаров огляделся в поисках стула, тут же Дарья пододвинула ему табурет, и он сел возле кровати. - Ну, говорить можешь?

– Да, ваша милость.

– Как рана, не слишком беспокоит?

– В меру, ваша милость.

– Угу. Ты просил это мне передать? - Архаров показал конверт с надписью «Господину обер-полицмейстеру Архарову в собственные руки».

– Я, - это прозвучало не слишком уверенно.

– Ну, докладывай.

– Чего тут докладывать, кругом виноват, - отвечал раненый.

– Виноват или нет - не тебе судить. Говори, Степан Канзафаров.

Архаровцы несколько растерялись - откуда бы командиру знать имя и прозвание странного азиата?

– Так ваша светлость сами все знают.

– Не все. Скажем, о том, что ты пропавший денщик покойного господина Фомина, я только догадывался. Ты говори, говори, коли рана позволяет…

– Когда Петр Павлович в первый раз в Москве проиграться в карты изволили, я тогда уже приметил того господина, что за ними заезжали. Прозвание ему - господин де Берни. Потом Петр Павлович отыгрываться изволили, а я билетики в лавку на Ильинке таскал. Там такое было заведение, что я билетик приносил, затем его оттуда брал француз Франсуа и вез в дом к госпоже Шестуновой.

– Ясно, - сказал Архаров. - Так оно и должно было быть. От французских лавок добра не жди. Откуда ты знал госпожу Пухову?

Степан засмущался.

– Ты говори, говори, - ободрил Левушка. - Господин Архаров и без того всю правду уже знает, но желает убедиться.

– Так они же в лавку приезжали и там имели свидания с Петром Павловичем, я видел, как из кареты выходили, и в карауле у лавки стоял. Потом Петр Павлович стал на целые сутки пропадать…

– Где? У Горелова или в Кожевниках?

– Того я знать не могу. Уходили, или их в карете увозили, дожидаться себя не велели.

– Потом?

– Потом вернулись, два дня дома сидели, письма писали, я относил.

– К Горелову тоже?

– И к господину князю тоже…

– Потом?! Да что ж это из тебя каждое слово надобно клещами вытягивать? - рассердился Архаров.

– Потом один или два ответа получить изволили, опять уехали, двое суток пропадали…

– Когда?

Степан выпростал из-под одеяла руку, принлся считать.

– Недели две, поди, назад.

– Могло ли быть, что сие совпало с побегом Пуховой? - спросил Архаров Левушку.

– Могло, - даже не пытаясь счесть дни, бодро отвечал Левушка.

– Потом мой барин с утра был хмур, опять все что-то писал, рвал, даже клочки пожег. Наконец позвал меня, дал два письма. Одно, говорит, на Пречистенку, другое - князю Горелову, и живо! Я пошел, да девку встретил, заговорил с ней, остановились в сенях. Тут и дождь пошел. Стоим, любезничаем, вдруг - выстрел… Я-то выстрел ни с чем не спутаю. Побежал в комнату, гляжу…

– Дальше, - сказал, как кнутом подстегнул, Архаров. Он помнил, что рассказывал Черепанов: денщик, здоровенный детина, впал в такое отчаяние, увидев мертвого Фомина, что ревел белугой и пришлось его запереть. Не принялся бы вновь слезы лить - этого Архаров не любил.

– Дальше замкнули меня.

– А ты ушел в окошко. Дальше.

– Барин с князем Гореловым был дружен…

Архаров и Левушка переглянулись.

– И сильно дружен? - спросил Архаров.

Степан только вздохнул.

– Дальше.

– У меня были два письма - одно князю, другое вашей милости. Я решил - как князь ему друг, сперва - ему отнести. Пошел пешком…

– Что не взял извозчика?

– Голова была дурная, решил - на ходу полегчает. Дошел, гляжу - кавалер де Берни на извозчике прибыл и на крыльцо взбегает. А я, когда шел, все думал, думал, как же оно могло случиться…

– Ты знал, что он проигрался в прах и векселя подписал? - спросил Левушка.

– Знать-то знал. Он же меня к князю за деньгами посылал, чтобы отыграться, и князь деньги давал. Потом уж я понял - кабы князь ему другом был, ни копейки бы на отыгрыш не дал, ди и изругал бы матерно, чтобы он от игры отстал. Что проиграно - проиграно, а больше чтоб ни-ни…

Опыть Архаров с Левушкой переглянулись. Шулерская механика становилась для них все более ясной.

– А кавалер де Берни - тот как раз его подбивал играть, - добавил Степан. - И из-за того они при барине как-то ругались. По-французски, да князь и по-русски кое-чего добавил. И вот гляжу - этот кавалер к князю на крыльцо взбегает веселый, довольный… А я же шел, думал… свел все вместе… Ваша милость, я дороги перед собой не видел, плыла дорога, а в голове все одно с другим сцеплялось…