Далия Трускиновская - Блудное художество

Левушка покосился на обер-полицмейстера - не понимал этого молчания, которое могло показаться признаком заносчивости и гордыни. Сейчас бы и, вступя в беседу, ловко отвлечь государыню с фаворитом от их внутренних несогласий. Оба за это будут благодарны.

– Сие с его стороны благоразумно, - сказал фаворит. - Друзьям графа не следует его отговаривать.

– Я люблю иметь разум и весь свет на стороне своей и своих друзей, и не люблю оказывать милости, из-за которых вытягиваются лица у многих, - парировала государыня. - И, коли уж мы толкуем о заговоре, то главный герой не должен быть позабыт. Верно ли, что сей молодец способствовал раскрытию заговора?

Государыня указала веером на безмолвного Федьку.

– Именно так, ваше величество, - отвечал Левушка. - Кабы не он - много бы злодеи бед понаделали. Он и заговор раскрыл, и шпиона выследил. Сделал сие, не дожидаясь приказаний, а лишь из чистосердечного рвения.

На архаровский взгляд, поручик Тучков беседовал с императрицей уж чересчур вольно. Сам он словно окаменел в своем огромном и тяжелом кафтане, держа крупную голову наклоненной самым почтительным образом.

– А ты что скажешь, Николай Петрович? - обратилась к нему государыня.

– Все так, как поручик Тучков доложил, - подтвердил Архаров. - Сей полицейский служащий проявил рвение, усердие и ловкость. Достоин награждения и повышения по службе.

– То есть, один московский полицейский спас от позора и меня, и весь двор?

– Да, ваше величество! - прежде Архарова выпалил Левушка.

– Так, ваше величество, - на долю мгнования опоздав, но почти разом с ним, произнес Архаров.

Причем оба, оказавшись рядом, старались друг на дружку не смотреть.

Федька стоял, глядя в пол, и не верил собственным ушам. Архаров и Тучков едва ль не за уши тащили его сейчас вверх, отказывались от славы и похвал для себя, преподнося государыне, как некую драгоценность на золотом подносе, тверского мещанина, колодника, мортуса, полицейского служащего Савина.

– Награждать мне приятно, - сказала государыня, с улыбкой глядя на Федьку, даже любуясь им. Он был не того богатырского сложения, которое редко оставляло ее равнодушной, но плечист, чернобров, черноглаз, и, коли бы нарядить его в придворное платье да обучить изящным манерам, затмил бы, поди, записных санкт-петербуржских щеголей и красавцев.

Господин Потемкин тут же полез в карман и достал дорогую табакерку с эмалевой картинкой на крышке.

– Вот тебе, кавалер, награда, - и вжал безделушку в Федькину ладонь.

– Нет, нет, этого мало, - возразила Брюсша. - Он большего достоин.

– Ваше величество, сей полицейский превосходно служил вам, будучи в самых низших чинах, но еще лучше послужит в высоком чине! - встрял Левушка с истинно гвардейской отвагой.

– Что скажешь, Николай Петрович?

Архаров понял вопрос государыни.

– Полиции недостает хороших офицеров, ваше величество, молодые люди из почтенных фамилий не идут к нам служить. Коли бы полицейский служащий Савин был награжден должным образом… из вашего величества рук, вашей волей… сие бы прибавило уважения к полиции…

Он никак не мог выговорить того, что уже созрело, что уже висело в воздухе, словно выбирая уста, с которых прозвучать. Да и кто он такой, чтобы советовать государыне возвести в дворянство Федьку Савина? Молодому нахалу Тучкову такой совет простят, а обер-полицмейстеру - того гляди, припомнят.

Да как же намекнуть Левушке?

Но государыня была умна.

– Вот и я того же мнения, - сказала она. - Но присвоение чина влечет за собой и иную награду. Что же, молодец, будешь отныне потомственным дворянином, заслужил, радуйся. И впредь служи честно.

Федька поднял наконец голову. Обвел взглядом всех, бывших перед ним, - Архарова, Левушку, государыню, графиню Брюс, господина Потемкина, какого-то еще господина у окна, быстро записавшего нечто серебряным карандашиком в карманную книжицу. Творилось неладное - точно лучший из всех возможных снов вдруг принялся сбываться. И голоса были ласковы, доброжелательны, и сердце Федькино ощутило общую к нему любовь и благосклонность… то, чего он отродясь не чувствовал…

Он зажмурился, пытаясь удержать слезы.

– А хорош кавалер, - продолжала государыня. - Коли не женат - так сама ему невесту посватаю, у меня в штате много девиц хороших фамилий. И еще до отъезда на свадьбе будем пировать, а, Григорий Александрович?

Потемкин невольно улыбнулся. Свадебные хлопоты были любимым развлечением Екатерины Алексеевны. К тому же, радостный взгляд синих глаз государыни говорил ему более, чем прочим. Она словно хотела устройством чужого счастья подтвердить и укрепить свое собственное.

– Это будет большая честь для господина Савина, - уже с учетом новорожденного дворянского звания, сказал Потемкин.

Федька потерял всякое соображение. Дворянство, свадьба… какая, к черту, свадьба?!

Он шагнул вперед и упал перед государыней на колени. Следовало тотчас же объявить, что ему никто не нужен! Что нужна одна-единственная, а девицы хороших фамилий… да Бог с ними!… Но слов не было, были только распахнутые глаза. Как раньше он избегал взгляда императрицы, так теперь стремился поймать его, чтобы передать свою безмолвную, но страстную мольбу.

– Ваше величество, сей кавалер давно уж без памяти влюблен, - пришел на помощь Левушка, и Архаров даже позавидовал тому, как свободно он говорит о таких вещах с государыней.

– И что же, не отдают за него? Встань, сударь, - велела государыня. - Подумай хорошенько. Ты теперь будешь носить дворянскую шпагу, станешь офицером, тебе нужна жена, достойная того…

Федька не вставал, а лишь глядел - и Екатерина Алексеевна, сама способная до смерти влюбиться, даже в нынешние свои годы, все поняла.

– Да кто ж такова? - спросила она.

Федька ничего не мог поделать со своей немотой - произнести имя Вареньки было выше его сил.

Но Левушка снова пришел на помощь.

– Он, ваше величество, в девицу дворянского звания влюбился, уж года два тому будет. Он и не чаял, что когда-либо найдет способ к ней посвататься, а теперь, по вашей милости, любовь свою сможет увенчать как полагается! - выпалил поручик Тучков, и Архаров снова позавидовал ему: Левушка знал, что должно нравиться государыне.

– Два года молодец о том молчал? - государыня обвела взглядом мужчин и ободряюще улыбнулась Федьке, но он уже ничего от волнения не разумел.

Вдруг царица подошла к нему совсем близко.

– А любовь-то заперта в сердце за десятью замками, ужасно как ей тесно, с великой нуждою умещается, того и смотри, что где ни на есть выскочит, - не только лукаво, не только с душевным сочувствием, но и с изрядным кокетством произнесла она. - Ну, говори ж, сударь, как звать девицу? Она ведь девица?