Далия Трускиновская - Блудное художество

Следом вышел Федька - в новеньком ярко-голубом кафтане с позументами, на шее у него топорщилось дорогое кружево, на боку висела новая шпага, с которой он еще не обвыкся. Треуголку он держал подмышкой. За ним шел Петр Лопухин, а последним - сияющий Никодимка в новенькой ливрее.

Архаров, Лопухин и Федька поместились в экипаже, Никодимка забрался на козлы к Сеньке, Иван и молодой лакей Савелий встали на запятки.

Федька - новоявленный дворянин Федор Игнатьевич Савин, пожалованный дворянством за особые заслуги, сподобившийся поцеловать руку государыни и услышать от нее ласковые ободрительные слова, - по высочайшему повелению ехал свататься.

– На Воздвиженку! - приказал Архаров. - Матвея ждать не станем. Он уж, поди, сам в одиночестве сговор празднует.

– Зачем же в одиночестве? - удивился Лопухин. - В компании штофа, стопки и закуски.

Архаров кивнул - ему было приятно, что молодежь Преображенского полка помнит запойного доктора.

Карета выехала со двора, и тут оказалось, что не все доброжелатели остались в курдоннере. Из Чистого переулка выехали всадники и пристроились следом за каретой. Кони под ними были не лучших кровей, а взяты в пожарных командах, однако всадники выглядели вполне счастливыми.

– Это что еще за кавалькада? - удивился Архаров. - Так, Тимофей… Клаварош… Степан, Максимка… Мать честная, Богородица лесная - Вакула!… Ну, Федор, гордись - тебе такая честь оказана…

Федька, бледный и сосредоточенный, кивнул.

Страшные мысли клубились в его бедной голове. Он понимал, что все делается не так. Особливо ему казалось странным решение Вареньки переехать накануне важнейшего в жизни дня от Волконских к былой своей опекунше - старой княжне Шестуновой. Это сильно смахивало на бегство - как если бы Варенька пыталась скрыться от государыни, велевшей ей выйти замуж за новоявленного дворянина Савина. И в глубине души Федька отчаянно трусил: он равно боялся и того, что Варенька при помощи старой княжны скроется еще куда-то, и того, что она сидит теперь в своей комнате, обреченно и покорно ожидая страшного для нее сватовства…

Он знал, что недостоин этой девушки. Куда ни ткни - всюду у него недочет. Грамоте знает скверно, разбирает по складам, а она-то сколько книг прочитала! В музыке ничего не смыслит - когда поручик Тучков объяснял, что песни нотами записывают, никак не мог понять этой премудрости. Да и песен не знает - не то что покойный Демка, и светской беседе не обучен, а по-французски нахватался от Клавароша с дюжину словечек, не более. Да и все - не так… вон, руки - на что похожи? Ободранные, со сбитыми костяшками, разве ж у дворян бывают такие руки? Матвей привез мазь, велел на ночь руки почевать и спать в нитяных перчатках, да что толку? И ногти… совсем не дворянские ногти…

И богатства не нажил. Такую красавицу, как Варенька, нужно во дворце бы поселить, а у него не дворец - всего-навсего домишко за Кузнецким мостом, и тот явился как-то странно.

Архаров два дня назад позвал в кабинет двоих - его и Устина. Выставил на стол мешок, судя по звяку - с монетами. Устин так сунулся к столу, что Федька понял - он этот мешок уже где-то видел.

– Не лезь, - сказал обер-полицмейстер. - Вот деньги. Я положил себе употребить их на покупку дома. Дом мне подыскали. Так в верхнем жилье будешь жить ты, Савин, в нижнем - ты, Петров, и дом этот будет записан на вас обоих. Тебе, Савин, еще его сиятельство граф Орлов-Чесменский обещал богатый подарок на домашнее обзаведение. Сегодня никуда из конторы не уходите, мне после обеда принесут купчую. Так что от денег я наконец избавился. Пошли оба вон.

Устин, видать, понял поболее Федьки - схватил его за плечо, вытолкал из кабинета. И в коридоре перекрестился.

Потом оказалось, что оба не имеют ни малейшего понятия, как обставлять дом и делать его пригодным для жилья. Но было не до учения - государыня прислала обер-полицмейстеру записочку, торопила со сватовством.

Карета покатила по Пречистенке, конный эскорт рысью припустил следом, вызывая смятение среди прохожих - всадники размахивали штофами, кружками, выпивали прямо на ходу и шуму поднимали не менее Мамаевой орды.

– Архаровцы едут!

– Куда это их несет?!.

Диковинная процессия с шумом и гамом приближалась к Знаменке. И чем ближе был поворот. - тем ниже опускалась Федькина голова, тем менее уверенности оставалось на его лице.

Он знал, что такой свахе, как государыня, такому свату, как господин Архаров, вряд ли кто на Москве будет противиться. Он знал, что Архаров наедине уже сказал старой княжне кое-какие веские слова - передал желание государыни видеть лихого полицейского женатым на дочери, пусть и незаконной, благородных родителей. Старуха Шестунова для приличия поупиралась, но сегодня непременно скажет: коли Варенька не против, то вот вам, детки, мое благословение.

А что скажет Варенька?

Федька безмерно боялся, что откажет. Еще более боялся, что согласится…

В доме старой княжны была немалая суматоха. Марья Игнатьевна в новом чепце сидела в креслах, а вокруг толклась вся ее свита, восемнадцать бабьих душ, с нюхательными солями во флакончиках и стопочками, в которых плескались целебные настоечки.

Ей уже сообщили о благосклонном отношении государыни к отчаянному архаровцу, который два года назад спас Вареньку из французского притона. Противоречить она не могла, да и не собиралась. Коли Екатерина бралась устроить судьбу какой бы то ни было девицы - то устраивала ее щедрой рукой. И объяснение с загадочными родителями Вареньки тоже брала на себя.

Восемнадцать бабьих душ причитали и охали: для того ли они растили дитятко, холили и лелеяли, возрастили ее, душеньку, как лазоревый цветик, чтобы отдать грубому архаровцу? Не о таком женихе мечтали! Кое-кто покойного измайловца Фомина даже добрым словом помянул - то был офицер, хорошего рода, благородного поведения, к полицейской конторе и близко бы не подошел!

А она-то, голубушка наша, заперлась у себя, и слова ей о женихе не скажи - так шептались приживалки. Получила, бедняжка, в мужья новоявленного дворянина, хоть пользующегося особливым покровительством. Это, понятно, не князь Горелов-копыто, но как знать - коли государыня захочет - будет принят при дворе лучше всякого князя.

– Едут, едут, въезжают! Поворачивают! - раздалось от окон.

Княжна встала навстречу сватам.

Первым вошел Архаров, поклонился с большим достоинством, за ним - Лопухин, и тут же со двора долетел гомон.

– Мать честная, Богородица лесная, кого там еще несет? - вместо положенных любезностей воскликнул Архаров. Оказалось - прибыла тяжелая артиллерия! Сам князь Волконский, видать, не слишком доверяя сватовским талантам Архарова, вместе с княгиней прискакал на помощь.